Молча сел рядом, свесил ноги в воду, побултыхал пятками, поднимая брызги. Он попривык и пообжился в новом теле за эти дни и даже привел себя в порядок.
Постирал одежду, сбрил бороду.
Для тени ему очень нравилось заботиться о своей «шкуре».
- Куда теперь? – спросил он Блейка.
- В Зеленую Заводь.
- Что за Заводь?
- Не знаю, но пахнет жизнью. Про нее в письме было. Которое клад.
- Ты хоть знаешь, где она?
- Спрошу у ветра.
Они помолчали, слушая реку.
Она шептала о том, как прокладывается путь – вперед, не останавливаясь, обтесывая камни и по капле пробивая себе дорогу.
Блейку она нравилась, эта целеустремленная живая вода.
Он пил ее, и она придавала ему сил.
- Знаешь, я, пожалуй, пойду с тобой, - сказал ему Саймон. – Тушенка у меня еще осталась, лишним я точно не буду. Да и мало ли какие уроды на дороге попадутся. Вдруг не дойдешь без меня.
Блейк зачерпнул воды ладонью, пролил обратно:
- За Грань не пойдешь?
- Не пойду.
- Ваши все уходят.
- Пусть уходят. С кем хотел я попрощался.
Саймон посмотрел вперед и вниз. Где-то там, за мертвыми скалами, простиралась земля, которую он не хотел бросать.
- Знаешь, за Гранью не только собак нет, - сказал вдруг он. – Там… все иначе. И если я уйду, человечность облетит с меня, как шелуха.
- Звучит неплохо, - заметил Блейк, хотя ничего об этом не знал.
- Пожалуй. Можно вылечиться сразу и от всего. От всех, кого я встречал, от всего, что стало мне важным. От всего, что меня изменило. От всего, что теперь я. Помнишь, мы говорили о процентах? Сколько уйдет за Грань, а сколько останется?
Блейк помолчал, снова набрал и отпустил горсть воды.
- Никуда я не уйду. Не хочу. Разве что с тобой в эту твою «Зеленую Заводь».
Да, он был прав, когда сказал: «знаешь, а я тоже когда-нибудь умру».
Теперь Блейк это понимал.
Он поднялся на ноги, отряхнул воду с ладоней и сказал:
- Ну, тогда пойдем.
За их спинами тихо журчала река.