Дорога отчаянья - страница 5

стр.

Выдох…

А потом это чувство неожиданно проходит. Мгновение, и все как раньше… Только горькое послевкусие, неприятно предчувствие. Мотаю головой, боль врывается холодными осколками, разрывая ее на части. Наваждение проходит окончательно, вот только во рту по-прежнему неприятный вкус… вкус крови.

Прикусил язык…

- Покурим? – откуда-то из-за спины слышу я голос старшины.

- Курю один, - огрызаюсь я.

- Угостишь?

- Угощу, – нехотя протягиваю пачку, Кирилл берет сразу две сигареты: одну засовывает в кепку, другую закуривает. Наглость – второе счастье. Как же я завидую таким людям.

Оба молчим. Каждый думает о своем. Наверное…

В голове пусто, тупая боль разогнала все мысли.

Смотрю на часы. Пора…

- Кирилл, я в Лазарет, сегодня уезжаю в госпиталь.

- Надолго? - Он даже не смотрит в мою сторону, за забором, на противоположной стороне дороги, мелькает силуэт какой-то девушки. Вопрос задан для проформы, потому что его просто надо было задать. Да и, честно говоря, плевать ему на меня, главное – разглядеть фигурку девушки.

- Не знаю, вскрытие покажет… - Пытаюсь шутить.

- Хорошо. – Никакой реакции, абсолютно.

Я открыл планшет, проверил его содержимое, все на месте: зубная щетка, паста, бритва, мыло, полотенце, пара книг да тапочки. Остальное не вошло, да в принципе, большего и не надо. Если верить Вадиму, то через недельку я сюда вернусь снова, чтобы отправиться в Москву. Вот тогда-то и соберу все, что мне необходимо.

До лазарета можно пройти двумя путями: по прямой, через штаб, или как все. Утро – пора докладов и встреч командования училища. Так что идти через штаб было равнозначно самоубийству. Минимум, что можно получить, если поймает дежурный или ответственный по училищу, так это какой-нибудь внеочередной наряд или взыскание или два часа строевой подготовки в воскресенье. И не отвертишься, что больной, вылечат в два счета. Ну а если уж внимание обратит на тебя сам генерал, то без пары-тройки суток на гауптвахте точно не обойтись. Так что лучше подольше, зато спокойнее. Нервы нужно беречь.

Кафедра истории дореволюционной постройки из красного кирпича поражала своим величием. Сколько поколений офицеров здесь училось? Сначала летчики, потом ракетчики, и вот теперь мы, тыловики. А оно все стоит и стоит, и хоть бы что. В этом здании до сих пор сохранилась атмосфера начала прошлого века. Широкие лестницы, высокие потолки, скрип паркета… А запах… Так пахнет только старина. Нет-нет, не ветхостью и затхлостью, а чем-то неуловимо-приятным, запахом из далекого детства…

А вот и первая мина. Слева по борту нарисовался какой-то полковник, кажется, один из заместителей начальника училища. Как там нас учили, за пять шагов переходим на строевой шаг, за три – подносим правую руку к головному убору, голову поворачиваем в строну начальника, выполняем воинское приветствие. Раньше отдавали честь, да видимо всю и пораздали. Сейчас слово офицера ничего не значит, а жаль… Поэтому остается только здороваться. Полковник вяло поднес руку в фуражке и прошел мимо, не обращая на меня никакого внимания – можно спокойно идти дальше.

И снова взгляд на часы. Семь минут до построения. Может это и глупо, но жуть как не люблю опаздывать. А так как идти оставалось еще прилично, то я ускорил шаг.

Впереди очередное старое здание из того же красного кирпича. Кажется, тут кафедра автомобильной подготовки. Сворачиваю во внутренний дворик и через беседку выхожу к небольшой аллее. Теперь только прямо. Еще чуть-чуть, совсем немного. Иду и сам себя успокаиваю, да лучше бы таблетки взял. Истерическая кривая улыбка. Каждый шаг делать все труднее и труднее, боль невыносима, глаза заливает пот. Еще чуть-чуть…

До лазарета осталось метров пятьдесят.

Построение уже началось.

- Азарнов.

- Я!

- Алиев.

- Я!

- Бердянов.

- Я!

- Товарищ полковник, разрешите обратиться, курсант Водянкин! – еле слышно произнес я, подходя к строю. Главное не потерять сознание.

- Разрешаю!

- Товарищ полковник, разрешите встать в строй?

- Вставайте, - скривился начальник лазарета (наверняка что-нибудь плохое подумал про меня) и снова вернулся к списку больных. – Бурко.