Дорога ввысь. Новые сокровища старых страниц. №3 - страница 7

стр.

- Итак, мой мальчик, я бы хотел, чтобы ты всегда был таким покладистым парнем.

Наспех попрощавшись, Фрэнк ушел в свою комнату. Он был смущен и встревожен и еще долго стоял у открытого окна, глубоко вдыхая ледяной воздух. Он узнал так много нового и незнакомого, что хотел теперь привести мысли в порядок. Сегодня он впервые совершил нечто тайное, запретное.

„Глупости, - прошептал он, словно отмахиваясь от этой мысли, - это ведь сущая безделица, а в этом захолустье становишься таким мелочным".

Несмотря на это, когда он ложился спать, ему было как-то не по себе. Его переполняли мысли и мечты. Импозантный облик брата, дыхание свободного, щедрого мира, окружавшего его, открыли Фрэнку все это.

„Почему я должен довольствоваться своей лавчонкой на краю земли?" - бормотал он себе под нос. И его мысли устремлялись все дальше, на „ароматизированную колодезную воду", затем он расположился перед мигающим киноэкраном, наблюдая за жизнью элегантных салонов и высшего общества, о которой до настоящего времени он не имел ни малейшего представления. От всего пережитого ему вдруг стало так мучительно дурно, что единственное, о чем он еще мечтал, - это добраться до своей комнаты в отеле. Там, сразу же погрузившись в глубокий, тяжелый сон, он уже не видел и не слышал ничего, что касалось тайных делишек, которые предстояло провернуть Вилли.

Последний достал из глубины своего рюкзака небольшие черные, отливавшие серебром лисьи меха и незаметно вышел из отеля.

...Последние дни возбудили у Фрэнка еще больше желаний. Вилли показал ему достопримечательности города со всеми его новшествами и во всем его разнообразии. Они больше не говорили о планах на будущее. Между ними как-то само собой установилось молчаливое понимание. Вилли даже купил один „Путеводитель разведчика", куда торжественно занес их имена как двух совладельцев. Фрэнк бросил на него вялый взгляд, пытаясь хоть немного узнать о целом ряде металлов и их соединениях, но, передумав, отложил книгу в сторону, поскольку как ни старайся, но едва ли возможно так быстро что-то для себя уяснить. Вилли был благороден и щедр, хотя это обходилось ему недешево. Ничего, скоро они так или иначе станут очень, очень богатыми!

Госпожа Лоренс сидела в кресле-качалке у теплящейся печки, и время для нее текло медленно, бесконечно медленно. Она смотрела на порхающие снежинки, слушала шум весенней непогоды, завывание где-то вдали волка. Но одного она не слышала, чего так ждала: шагов ее сына, который все еще не возвращался из Ванкувера. Она плотнее закуталась в свой теплый платок. Голова устало опустилась на грудь. Фрэнк покинул ее, пускай всего на несколько суток, - что, конечно же, было не так страшно, -однако, она чувствовала, как за последние недели он все больше и больше отдаляется от нее. Но самым ужасным было то, что рядом с ним находился Вилли.

Она и не заметила, как платок соскользнул с ее плеч.

И опять на нее навалился давящий страх, беско-нечно мучивший ее долгими ночными часами, когда она не могла уснуть. Фрэнк.., Вилли и Фрэнк.

Она еще долго сидела совершенно без сил; лишь пронзительный ветер, настырно проникавший через маленькие щели, заставил ее снова поднять теплую шаль.

А в родном краю уже господствовало лето. И опять ей в который раз вспомнились детство и юность. Разве она не была скромной, тихой, беззащитной и уязвимой в своем неуемном стремлении к любви и нежности? Родители, не покладавшие рук работающие торговцы, едва находили время для своего единственного ребенка. Когда же они, состарившись, стали намного мягче и задумчивей, она уже покинула Сан-Франциско со своим супругом, Вильямом Лоренсом, которому быстро и без раздумий она дала свое согласие с одним только желанием - поскорее убежать от давящей атмосферы родительского дома. Каким прекрасным казался ей этот человек, которому требовалась ее до сих пор никем не востребованная любовь! И маленького Вилли, ребенка от первого брака Вильяма, она приняла с радостью, как своего.

Не находя себе места, госпожа Лоренс встала. Лицо ее, обращенное в сторону окна, сейчас выглядело усталым.