Дороги в горах - страница 18

— Марфа Сидоровна! — крикнул Валерий Сергеевич, вылезая из машины. — Спешите?

— Нельзя не спешить. Коню тоже не терпится избавиться от меня, — женщина улыбнулась обветренными губами, пожала протянутую Хвоевым руку. — Хлопот дома не оберешься. Дочку до экзаменов допустили, собрать надо.

— В сельскохозяйственный?..

— Ну да, на зоотехника… Давнишняя думка у нее. Сколько лет твердит…

— Будем ждать зоотехника!

— Э, Валерий Сергеевич, еще на воде вилами писано, что оно будет… Сумеет ли поступить? Девка-то старательная, охота, чтобы человеком стала. Мы-то дедовским умом живем, без знаньев на котят слепых похожи, бродим в потемках, на ощупь. Много ли толку от этого? А время теперь не то.

— Правильно, Марфа Сидоровна, — согласился Хвоев. — Только и опытом нельзя пренебрегать. Сколько лет в животноводстве?

— Счет потеряла… Да стой ты! — крикнула Марфа Сидоровна на коня, который, отражая осаждавших оводов, бил ногами и просил поводья. — Как себя помню, все время около коров.

— Ну вот, это немало значит. Да…

Марфа Сидоровна ослабила платок, концом его вытерла с лица пот.

— Парит… К дождю, что ли?

— Из Тюргуна едете? Как там? С телятником как?

— Все так же, как было. Видно, сгниет недостроенным. На диких плотниках обожглись, а своих нет. Кузин с ног сбивается. Бросил людей на сенокос, теперь вот овес подошел. Строительство тоже… Хоть на части разрывайся.

— А пшеница налилась? — спросил Хвоев.

— Неважно. Соломой на лес похожа, а колос пустой. Она вот тут, за сопкой. Если охота, сами поинтересуйтесь.

— Ладно. Не буду задерживать, Марфа Сидоровна.

Хвоев вернулся к машине и несколько секунд стоял, задумчиво глядя в одну точку.

— Садись, Миша, за руль. К сопке надо проехать, пшеницу посмотреть. Доберемся?

— Время… — шофер взглянул на часы.

— Успеем, рыба не уйдет.

Хвоев поднялся на пригорок, где среди травы и кустарника выделялась луковой зеленью небольшая круговина пшеницы. Высокий, грузный, в шелковой рубахе с закатанными рукавами, он тяжко отдувался и приподымал кепку, обнажая круглую голову.

День выдался тусклый. Вязкая, похожая на туман, мгла затянула от края до края небо. Опускаясь все ниже и ниже, она нагнетала парную удушливую жару. Окутанные дымкой горы, кажется, осели и задремали в истоме. Да и все кругом, разомлев, задремало. Даже неугомонные жаворонки, и те пели мало и неохотно.

Хвоев, дойдя до края пашни, сорвал крупный колос, тщательно растер его, провеял. Раздвигая доходящие до плеча стебли, пересек посев. Опять он срывал колосья, растирал их, отвеивал мякину. И каждый раз на широкой ладони оставалось несколько тощих зерен. Они казались жалкими, сиротливыми. Хвоев бросил зерна в рот и, медленно разжевывая их, думал: «Да… Белки рядом. Вот они… Какой тут урожай. Жаль… А сеять только ради соломы какой смысл?»

Игорь сбросил с себя одеяло, сел, опустив босые ступни на коврик. Затем нащупал на спинке стула пиджак, засунул руку в карман. Вот оно, письмо! Порвать, сейчас же порвать. А вдруг завтра спросят? Зачем рвать? Пусть лежит, он все равно им не воспользуется.

Игорь опять лег. В открытую форточку ночь заплескивала прохладу, смешанную с бурливым шумом реки. Чтобы скорее заснуть, Игорь закрыл глаза и попытался ни о чем не думать. Но не тут-то было! Мысли не воробьи, их не отпугнешь. Вспомнился почему-то отъезд из Верхнеобска. Шебавино манило его Катунью, горами, тайгой, но когда поезд медленно тронулся, ему до слез стало жаль уплывающий город, школу, ребят, с которыми учился… Он даже жалел о своем дворе, ничем, впрочем, не примечательном.

А вот с Шебавином он расстается безо всякой жалости. Как будто и не жил здесь. Это, наверное, потому что Клава тоже едет. А что, если бы Клава узнала о письме?» — подумал вдруг Игорь и, стиснув зубы, уткнулся в подушку.

Автобус проходил Шебавино в шесть утра. Мать разбудила Игоря в пять. Отец поднялся тоже. Засунув руки в карманы пижамы, ходил по комнате, курил и кашлял.

Мать приготовила чай.

Игорь сел за стол, а самому не терпелось вырваться из дому, увидеть Клаву.

— Кажется, пора, — сказал он, взглядывая на стенные часы и отодвигая недопитый чай. — Пока дойду…