Дорогие мои старики Из переписки с родителями в военные годы (1941-1945) - страница 10

О личных своих делах писать не буду. Идут они примерно по-прежнему.

Прилагаю к письму последние фотографии с Западного и Брянского фронтов. Как видишь, чего не сделают с человеком обстоятельства: такая грязь, что ни на чем, кроме лошади, не удавалось передвигаться, — пришлось временно стать кавалеристом.

Очевидно, письмо это застанет тебя одну. Так или иначе, передай отцу мой привет, и скажи ему, что лучшим свидетельством, на мой взгляд, того, как я его понимаю и как к нему отношусь, является то, что я написал в пьесе о нем. А в остальном я его очень люблю, и все больше с каждым годом. Надеюсь, что он мною доволен.

Попытаюсь, если удастся это, подписаться для тебя в Бюро газетных вырезок, чтобы все, относящееся ко мне, доходило до тебя полностью. Но поклясться в этом не могу: точно не знаю, можно ли сделать это из Москвы не на Москву.

К тебе большая просьба: наконец, сообщи мне внятно, какой телефон, как тебя вызвать, откуда, в котором часу и кого первоначально вызывать по фамилии, чтобы позвали тебя. По тем телефонам, которые у меня были, я запрашивал трижды и говорили: то их нет, то по ним не отвечают. Да, мне передавали какую-то телефонограмму, из которой ни я, ни десяток спрошенных мною людей не поняли ни слова. Она касалась какого-то телефонного звонка, но что, когда, где его ждать — было совершенной загадкой. Словом, я прошу сообщить точно, со всеми подробностями свои телефонные координаты, может быть, все-таки удастся поговорить, чего я хочу очень.

Ну, вот, пожалуй, в основном и все, родная, что я хотел тебе написать.

Постараюсь не задерживаться со следующим письмом.

Крепко тебя целую.

6 сентября 1942 года. 9-30.

(От отца)

Здравствуй, дорогой Кирилл. С девятого августа я провожу свой отпуск у Алешки в Челябинске. Он прелестный умный ребенок. Очень сообразительный, находчивый, а порою хитрый, иногда капризничает и очень любит шалить. Шалости детские, не вредные. Ведет себя геройски. На днях мы сидели с ним в детском парке культуры и отдыха, Вовка [31] сидел верхом на деревянном коне-качалке и подрался с соседским мальчиком его возраста — восемь лет. Вдруг Алешка соскочил со скамьи, стрелой помчался к ним, начал его — этого Эмиля так тузить кулаченками, что тот обратился в бегство.

За этот месяц старался отучить от капризов и хныканья, но еще не достиг успеха, хотя уже стал реже капризничать. Недавно за ужином стал показывать фасоны — не хочу каши, дайте картофеля. Предупредил, что надо кушать то, что дают, иначе можно выйти из-за стола и лечь спать без ужина. Так и случилось. Конечно, у бабушки сердце обливалось кровью, но сделать она ничего не могла. Эта мера хорошо подействовала на Алешку, да и на Вовку: чуть капризы — сейчас напоминаем, и ребята отлично едят.

Утром Алешка на меня жаловался Женечке, она возвращается с работы в 12 часов ночи и даже позже, — но от нее получил подтверждение правильности решения дедушки, и смолк. Когда я его наказывал, заявлял, что он не будет любить меня, но быстро забывает и опять мирится со мной.

Кирюша, карточку тебе прислать, наверное, почти невозможно. Я ходил в фотографию — отказались, снимают только миниатюры на паспорта, и нет бумаги. Схожу в ДК, говорили, что, быть может, у них есть фотограф.

Пытаюсь получить здесь в Челябинске комнату.

Малый театр едет в Москву.

В институтах есть для меня работа, тогда переедем сюда, если отпустят из Перми из Физического института, где я работаю. За Алешкой надо смотреть, его воспитывать, иначе будет портиться. Кирюша, у Алеши нет шубки, мы ходили несколько раз на барахолку, но никакой найти не можем. Если у тебя есть старое пальто или тужурка — пришли ее, вату и подкладку здесь найдем. Или скажи Варе, не найдет ли она у Лиды или других знакомых что-либо подходящее для шубки.

Мама сильно похудела и постарела, особенно от твоих редких писем. Плохо спит по ночам. Только не пиши ей об этом, а лучше каждый месяц присылай хоть короткую открытку, это сразу подбадривает.

Желаю тебе здоровья, успеха и сил на трудную работу.

Крепко целую тебя. А. Иванишев.

2 сентября 1942 года