Дoрoгoй дaльнeю - страница 14

стр.

— А куда ты собираешься поступать? — спросил Иван.

— В университет. В тот же, где наша Лена учится. И от тебя, папа, очень многое зависит. Я уже просила купить мне персональный комп. Без него теперь — ну, никуда! Там текстовый редактор есть, ошибки исправляет. Нашим в школе почти всем купили. И Марине, и Свете, и Вике, и Сереже…

Иван промолчал; кажется, Катя взялась перечислять детей колхозного руководства. Ещё полистал тетрадь. И опять наткнулся про Джоли.

— Тут про нее больше, чем про меня.

— Так читатель интересуется.

— И чтой-то за читатель, интересно, такой любопытствующий? — не без усмешки спросил Иван.

Дочь промолчала. Губки свои припухлые поджала. Большие серые глаза ресницами прикрыла.

— Понятно, — сказал он. — Сдается мне, ты не только в журналистки метишь.

Она опять не ответила. А Иван, уже повернулся к выходу, но вдруг застыл в проеме дверей. На днях, в такой же смурый вечер, он сидел дома один, все куда-то разбежались. Скрипнула дверь в прихожей, кто-то вошел. Он не отреагировал, подумал — свои. Но вошедший будто замер и не подавал признаков жизни. Иван понял, что чужой, и вышел в прихожую. У дверей стоял мальчишка. Он поздоровался ломким баском и спросил, дома ли Анжелка. Иван не понял, о ком он спрашивает, зевнул и сказал: «Ты ошибся адресом, парень». Парнишка недоуменно пожал плечами и вышел. Иван не признал его. Наверно, из новых, недавно поселившихся, из «дачников». Их много появилось. Места хорошие, воздух свежий, лес и озеро рядом. Сейчас, припомнив этот странный визит, подумал: нет, не ошибся парень с адресом!

— А что ж ты, дочь, имени своему изменила? Тебя же Катей родная сестра нарекла.

Дочь смутилась.

— Но, папа, я ж не сама. Я не виновата, что они меня в школе Анжелкой называют.

— Нашла, кому подражать, — не принимая объяснения, пробурчал он.

— И ты туда же! — строптиво сказала дочь. — Что ты-то имеешь против Анджелины Джоли? Почему вы все против нее ополчились? Она благотворительностью занимается! Брошенных детей из бедных стран усыновляет! Миллион долларов пожертвовала! Чем не пример для других?

— Тише, тише. Миллионами-то разбрасываться.

— А что — тише? Я, может, тоже хочу жить на Манхеттене и с Дени Мур делиться секретами.

— А это что за птица такая?

— Ох, отсталый ты, папочка, — остыв, почти ласково сказала дочь. — Знаешь, что сказал Николай Абросимович? Кто владеет информацией, тот владеет миром. Вот поэтому я и прошу купить мне комп, а также модем и спутниковую тарелку…

— Ну-ну! — только сказал Иван и вышел.

Обескураженный разговором с дочерью, присел на диван и меланхолично уставился на экран включенного телевизора. Чтобы приобрести этот плоский ящик они сдали годовалую свинью — живым весом. Правда, сосед Геша, знавший ту свинью лично, сказал, что приемщик изрядно их, сдатчиков, надул. Ну, да что всё перетирать. Факт, что сейчас телик исправно хрюкал. И работал на том канале, который обычно смотрела дочь. Молодой парень, журналист, брал интервью у веселой, светловолосой девушки. Лицо и открытые плечи девушки были загорелые до шоколадного цвета, и такой же шоколадной, на радость миллионам телезрителей, была почти открытая грудь.

— Весело живете, Ксю, — парень на экране старался казаться строгим.

— Человек широк в своих интересах, — девушка беспрерывно улыбалась. — Особенно русский человек, долго тосковавший по свободе.

— А вы не думали себя «обузить»?

— Зачем?

— Но ведь в сумасшедшем ритме потребления, в котором вы живете, вам недосуг подумать о своем, скажу высоким слогом, предназначении.

— Вы не в ту степь, дорогой Фрай. Я, как состоятельная и состоявшаяся чумичка, имею куда больше возможностей размышлять над гамлетовскими вопросами. Я — личность. И этим все сказано. На порядок свободней, чем иной человек, задавленный необходимостью думать о хлебе насущном изо дня в день.

«Иной человек — это она обо мне», — догадался Иван.

— И со смыслом жизни, как я догадываюсь, вы тоже определились? — продолжал допытываться журналист.

— Да, я вижу его достаточно ясно.

— И в чем же он?

— Не буду себя напрягать. Скажу словами известного демократа. Он еще двести лет назад сформулировал: каждый чумак должен развить в себе всё человеческое и насладиться им. И лучше не придумаешь, Фрай!