Дорогой воспоминаний - страница 16
— Нет! — придушенный возглас вырвался из моей груди.
— Не бойтесь. Сегодня вы не умрете.
И так спокойно это прозвучало, что я полностью прекратила сопротивление и искоса уставилась на своего личного маньяка. Кажется, я доигралась, впрочем, страшно почему-то не было. Шальная мысль промелькнула в голове — а не вампир ли он часом? Аура жуткости, холод, которым от него вечно веет, замашки, надменность, прямо классический невмирущий. И Лукаш еще подлил масла в огонь, добавив со все тем же вселенским спокойствием:
— И вообще, смерть очень сильно переоценивают, нет в ней ничего ужасного. Или конечного. Смерть всего лишь еще один поворот на Пути.
Развернув меня к себе, он заглянул в глаза и небрежно спросил:
— Боитесь смерти?
Вопрос на миллион. Боюсь ли я? Миг раздумий и со всей очевидностью я осознала, что нет, не боюсь, ни капли. Мне скорее любопытно. Лукаш все понял верно, кивнул и сказал:
— Не боитесь, молодец. Страх сковывает, сужает горизонты, не стоит кормить его, тем более, когда опасности нет.
— А ее нет? — решила проявить я ту самую смелость.
— Для Вас — нет, — неожиданно мягко улыбнулся Лукаш.
— А для кого есть? — задала я неосторожный вопрос.
Мужчина ничего не ответил, прижал меня немного крепче, склонился…
— Ты собираешься меня поцеловать? — осмелилась я вновь спросить о неуместном.
— Мы перешли на ты? — прозвучало в ответ.
Почему-то меня так взбесила эта показная холодность и отстраненность, что я сама привстала и потянулась к его губам, но промазала — в последний момент Лукаш немного повернул голову, и мои губы скользнули по его щеке. Тут же захотелось сигануть с крыши, улететь от неловкости и глупости моего положения, но его руки не позволили, он все также крепко прижимал меня к себе.
— Ты так остро реагируешь, — прошептал он на ухо, и волна горячих мурашек разошлась по всему телу, — Это… будоражит.
Мы стояли на самом краю крыши, над обрывом, двое почти незнакомцев, скованные непонятными устремлениями и дергаными порывами. Мелодраматичность и сводящая скулы приторность, но мне было глубоко плевать, именно в этот момент мне было удивительно хорошо и уютно, даже несмотря на далеко не теплый ветер.
А потом в кармане пальто завибрировал телефон.
— Твой? — спросил он, — А нет, мой.
Доставучий дивайс был извлечен из кармана, посмотрев на экран Лукаш поморщился:
— Мне нужно ответить.
Все, романтичный момент был грубо разрушен идиотской реальностью. Мой личный маньяк отошел в сторону, отрывисто с кем-то пообщался, пока я пыталась спуститься с небес на грешную землю, а потом извинившись, предложил подвезти, так как ему срочно нужно вернуться в офис. Вопреки здравому смыслу я отказалась, сославшись на то, что я запланировала посмотреть еще несколько объектов поблизости. Наглая ложь, но Лукаш в нее поверил или сделал вид, что поверил, так что, без долгих прощаний, просто уехал, а я осталась стоять на крыше дома, который никогда не будет моим, и, почему-то, мне это казалось до невозможности символичным. Ненавижу этот мир со всем его несовершенством.
И этот раунд остался за ним, плохой из меня Игрок.
Домой я решила вернуться пешком, благо туфли удобные, так что прогулка в пару кварталов не проблема, заодно прочищу мозги. Может быть поможет, да-да, как в песенке.
Помогло плохо.
То улыбалась как идиотка, вспоминая ощущения от крепкого, сильного тела, то хмурилась, пытаясь разложить по полочкам все произошедшее — мозаика никак не хотела складываться, топорщилась неаккуратными краями и кололась углами несоответствий. Все как-то по-дурацки… Занятая мыслями я почти не смотрела по сторонам, так что выскочивший из-за угла прохожий сильно напугал, я отшатнулась, оступилась и упала бы к ногам мужчины, но он подхватил меня под локоть.
Подняв взгляд, я замерла, как замерло и мое сердце. На меня в упор смотрели пронзительные, зеленые глаза. Острые, будто высеченные в мраморе черты лица, жесткая линия губ и горящие злостью изумруды.
— Ты! — слово вырвалось из груди придушенной птицей.
— Я, — прошептал мой сталкер, — Ты меня наконец узнала?
Глаза вмиг сменили выражение, в них появилась… Надежда? И тут же погасла, уступив место все той же злости: