Досточтимый Беда — ритор, агиограф, проповедник - страница 14

Согласно Беде, от «сладости мирского красноречия» (с. 586) нужно так же воздерживаться, как и «от прочих прельщений мира» (с. 588). Тот, «кто состязается в борьбе веры», должен бороться с соблазнами при помощи воздержания, причем высшей его степенью является воздержание «от глубокой любви и чрезмерного уважения к наслаждению мирского красноречия» (с. 589). Знаменателен тот факт, что Беда, относя красноречие к «прельщениям» мира сего, предостерегает не от самого ораторского искусства, а от чрезмерного им увлечения. По мнению Беды, существует два типа людей. Одни, «читающие с более пылким, чем подобает, удовольствием книги язычников, навлекают на себя вину, которой не предвидели» (с. 589). В сознании этих людей языческие философы и учителя красноречия незаметно для них самих вытесняют Бога. Примером, подтверждающим это, является происшедшее с блаж. Иеронимом. Не называя имени этого святого, Беда пересказывает видение, в котором блаж. Иерониму явился Сам Господь и назвал его «цицеронианином, а не христианином» (с. 589). Согласно Беде, подобным людям лучше не обращаться к мирской учености, так как у них недостаточно сил, чтобы противостоять соблазну.

Однако, как говорит Беда, бывают и другие люди, которым свыше дана «власть силы» (с. 589) преодолевать соблазн. Эти люди верят, что «доказательства или суждения язычников полезны» (с. 589): «и от медоточивых уст... просвещаются, словно сотовым снадобьем слов, от ума, чтобы более хорошо и точно возглашать истинное знание» (с. 589). Этих людей Беда предостерегает от тщеславия, которое может помешать их духовному росту.

Показав читателю опасности, которые подстерегают при изучении светских наук, Беда предлагает свой выход, основываясь на примере Саула: Саул «смутил «народ», потому что обо всем приказал; ибо, если бы частью приказал и частью уступил, дело оказалось бы более удобным для исполнения» (с. 589). Беда считает, что «тот смущает остроту ума читающих и обращает их в бегство, кто считает, что следует запретить им чтение светских писаний любыми способами» (с. 589). Комментатор придерживается здесь точки зрения блаж. Августина и свт. Григория Великого о том, что нужно извлекать пользу и из сочинений мирских авторов. Высказывая такое мнение, он все же советует не забывать об осторожности, проявленной в свое время Моисеем и пророком Даниилом. Они «не позволяли обучаться или мудрости, или писаниям египтян и халдеев», боясь их ложных учений (с. 590):

Беда считает, что тот человек, «который вкусил немного от цвета Туллиева учения» (с. 590), «стал более деятельным и энергичным» (с. 590), его ум сделался острее «для подробного изложения» (с. 590) христианского учения, «...если бы христиане в большей степени изучали образ мыслей и учение внешних, разве не с большей уверенностью и решимостью они могли бы смеяться над ними и вместе с тем неоспоримо доказывать их ошибочность; будучи более преданными Богу по причине своей неповрежденной веры, они радовались бы и воздавали благодарение Отцу светов» (с. 590). Так, выбирая средний путь между полным отказом от мирских писаний и чрезмерным увлечением ими, Беда показывает относительную пользу светского красноречия и призывает изучать его для распространения и защиты христианской веры.

Следуя примеру Отцов, Беда подкреплял слова делами. Среди его произведений есть три трактата, которые можно назвать педагогическими: «Об орфографии», «Об искусстве метрики», «О фигурах и тропах Св. Писания».

Сочинение «Об орфографии» традиционно считалось ранним, однако недавние исследования показали, что оно составлено после 709 года[119]. Оно представляет собой словарь, статьи которого касаются тонкостей значений или употреблений слов, а также содержит сведения о грамматических формах слов и даже о трудностях произношения. Примеры для словарных статей взяты Бедой из семи грамматических трактатов