Драконья Пыль. Проклятие Ирвеона - страница 26

— А чего ты хотела? Чтобы я с тобой нянчился? Взял за ручку, отвел домой к мамочке? Ах, прости, забыл!

Я открыла рот, но промолчала. Отвернулась. Дождь усилился, я спряталась под плащ, но капли все равно ползли по лицу.

— Я просто хотела, чтобы мы вернулись домой. Хватит с нас этого всего, — я говорила спокойно, но внутри меня колотило от горечи и злости.

Антон рассмеялся безумным смехом.

— А ты, и правда, дура! Считаешь себя защитницей всего и всех? Вечно лезешь, куда не просят! Хочешь показать, какая ты хорошая? Очнись! Мир не вращается вокруг тебя! И помощь твоя нахрен никому не нужна! Но ты этого не понимаешь. Ты как мелкая глупая псина, скачешь вокруг хозяина, лаешь на прохожих, а укусить не можешь. Зубы не выросли еще! Вернуться домой! — Он снова рассмеялся. — Это невозможно. Пойми, наконец. Не-воз-мож-но!

— Должен быть способ! — Я пропустила мимо ушей оскорбления, хоть они и вбивались прямо в сердце, как гвозди. — Здесь есть маги. Они помогут.

— Маги? Не смеши! Но, если вдруг получится, не забудь передать пламенный привет своему кудрявому приятелю. Хотел бы я видеть его лицо в тот момент!

— Фарид здесь не при чем!

— Ошибаешься. Он-то как раз при чем. Но куда тебе, ты дальше своего носа не видишь. Да, я представляю… — он застыл с открытым ртом, так и не закончив фразу. Только таращился мне за спину и хрипел.

Туманный полог вдруг исчез, будто кто-то сдернул его одним быстрым движением. Тихий утренний Единорожка подернулся рябью, как отражение в воде. Воздух зазудел, завибрировал на грани слышимости, и меня едва не сбил с ног непонятно откуда взявшийся порыв ветра.

Я повернулась, чтобы посмотреть, что же так напугало Антона, но на меня набросили темное дурно пахнущее покрывало, схватили поперек живота и сдернули со стога. Я охнула, радуясь, что не ела со вчерашнего утра, и забилась в странно теплых рельефных кандалах.

Вонючее покрывало откинулось и уже я сама вцепилась в своего похитителя. От земли меня отделяло метров тридцать, не меньше. Внизу, как укушенный, вопил Антон.

Меня швырнуло в сторону. Мимо пронесся вибрирующий сгусток. Похититель поднялся еще выше и дальше. Сверху загремел голос:

— Передай Шоссу, я буду ждать его через три дня на рассвете в Пепельном Ущелье. Если не успеет или не принесет выкуп, труп его дочурки будет болтаться на мертвом дереве к полудню!

Рывками меня поднимало все выше, но я успела заметить, что Антон прекратил орать, оскорбительно помотал рукой и сполз со стога.

У моста скакала и бросалась в воздух камнями одинокая фигурка. Кажется, это был Бонтир. Увы, ни один камень уже не мог достать моего похитителя, мы поднимались все выше и выше.

Далеко внизу в прорехах облачного моря мелькали поля, леса, реки, озера. Пронеслась горная гряда, и снова зарябили поля. Ноги затекли от долгого висения, но я боялась лишний раз пошевелиться. В голове крутилась одна мысль: «Как же страшно, но как круто!».

Потом, сидя в темноте на холодном полу, когда меня перестала колотить крупная дрожь, я, наконец, смогла собраться с мыслями. Очевидно, мои похитители (а было их двое, и они изредка перебрасывались вполне мирными фразами и шуточками, без обсуждения подробностей моего повешенья) ошиблись, перепутали меня с дочкой некоего Шосса. Ничего себе, ошибочка, конечно. С похищением и перелетом через полстраны. Моего отца звали вовсе не Шосс и в Ирвеоне его, разумеется, не было. Родители последние три года жили в Чили, изредка присылали короткие письма, в перерывах занимались медитациями и поиском вдохновения, и никакой выкуп заплатить не смогли бы. Не в этом мире, по крайней мере.

Теперь осталось понять, как бы объяснить похитителям, что они ошиблись, к Шоссу я никакого отношения не имею, а стрясти с Антона денег не получится тем более. Да чего уж там, он скорее заплатит, чтобы отделаться от меня навсегда. Поторопились, упустили верную возможность заработать.

Но объяснять ничего не пришлось.

Спустя примерно полчаса, скрипнула дверь, зашуршало, грохнуло. Кто-то выругался. Чиркнула спичка. Желтый огонек показался ужасно ярким, а когда загорелись целых четыре свечи, я, и вовсе, зажмурилась.