Древние цивилизации. Ближний Восток и Мезоамерика - страница 7

Представление греческих историков о цикличной природе культурного роста находит заметное отражение даже в современных исторических взглядах. Историк XX века Освальд Шпенглер утверждал, например, что всякая цивилизация, «подобно человеку, проходит возрастные фазы: детство, юность, зрелость и старость» [181, vol. 1, с. 104 и сл.]. В этом замечании можно увидеть прямую аналогию с тем, что говорится у Гераклита, Аристотеля, Платона, Полибия, Лукреция и Сенеки.

Важным элементом «циклической» традиции было внимание классического мира к идее развития, подчеркивавшей истоки, происхождение. Так, Аристотель, исследуя в своей «Политике» природу государства, отмечал: «Тот, кто рассматривает вещи в их становлении и происхождении — будь то государство или что иное, — получит о них самое ясное представление» [11, кн. 1].

Интерес к происхождению вещей привел к изысканиям в области природы знания во многих других науках, включая естественные науки, этику, политику и искусство, а найденные ответы помогли грекам выработать основу для их исторических взглядов. Стремление ответить на вопрос: каким бытием должно быть бытие, когда бытие наступает? — привело Платона к обрисовке в «Законах» и «Государстве» эволюции общества от догосударственных образований и примитивных государств до возникновения цивилизации.

Интерес греческого историка к циклическому развитию послужил основой для еще одного элемента классической перспективы: идеи, согласно которой через понимание прошлого можно прийти к предсказанию будущих событий. Эта идея видна в исторических сочинениях Фукидида (471–400), разделяющего славу «отца истории» с Геродотом (490–409). Фукидид обнаружил в истории повторяющуюся модель: взлет цивилизации неизбежно сменялся ее падением — результатом непомерно возросшего высокомерия и гордыни. Могущество вело к обогащению, обогащение влекло за собой спесь и потакание прихотям; последние, в свою очередь, приводили цивилизацию к мысли о том, что она может не подчиняться законам человеческого поведения. Яркой иллюстрацией этой модели были взлет и падение Персидской империи, описанные у Фукидида в его «Истории». По этой же модели, предсказывал Фукидид, Афины ожидает такая же судьба.

Своими записями и толкованиями событий прошлого классические историки заложили некоторые существующие и поныне основы общественной мысли Запада. Имеется в виду повсеместно присутствующие в их сочинениях такие особенности, как стремление постичь происхождение вещей; убежденность в том, что эволюционные процессы развиваются по определенным моделям, и стремление выделить причины, лежащие в основании этих моделей; вера в конкретно-причинную обусловленность всех вещей в природе; наконец, пристальное внимание к методологии, служащей путеводной нитью для научных изысканий.

Уходящая своими корнями в раннеклассический период западная историческая традиция с течением времени претерпевала большие изменения. Первое крупное изменение было связано с подъемом иудео-христианской традиции.

В то время как греки представляли себе ход истории в виде циклического процесса, параллельно этой идее существовала и другая, совершенно отличная от нее концепция исторического процесса. Библейская традиция Ветхого завета рассматривала историю как линейный процесс, управляемый божественным промыслом, направляющим события к достижению некоей конечной цели. Слияние этих двух противоположных точек зрения открыло западной историографии новую перспективу, нашедшую отражение в писаниях Августина Блаженного (354–430), исторические взгляды которого вот уже свыше полутора тысяч лет оказывают влияние на западную цивилизацию.

В V веке объясняли разграбление Рима (410 г.) и его упадок тем, что люди отвернулись от своих языческих богов. В монументальном десятитомном труде «О граде Божием», написанном между 413 и 426 гг. н. э., Августин попытался доказать, что падение Рима произошло по другой причине: оно было частью божественного умысла, направленного на установление новой, христианской цивилизации.