Дрейф. Вдохновляющая история изобретателя, потерпевшего кораблекрушение в открытом океане - страница 16

А бывает и хуже. Возьмем Бэйли. Как и в случае с Робертсонами, их тяжелую круизную яхту утопил кит, и они дрейфовали в том же районе Тихого океана на двух надувных лодках. Бэйли были спасены через 119 дней, а это почти четыре месяца! Они – единственные, продержавшиеся на надувном спасательном плоту дольше, чем сорок суток. Случай обнадеживает, особенно если учесть, что оба плота пережили со своими хозяевами все испытания.

Да, а что, если мой аварийный радиомаяк не слышен? Что, если по этим океанским путям редко ходят корабли? Даже если погодные условия будут стабильны, у меня может уйти девяносто дней, чтобы добраться до Карибских островов, а если я отклонюсь на север от восемнадцати градусов широты, уйдет больше ста дней. С острова Иерро я написал родителям, сообщив, что, скорее всего, прибуду на Антигуа с опозданием, где-то 10 марта, через тридцать четыре дня, считая с сегодняшнего. До этого меня никто не будет искать, если вообще будут. За всю историю мореплавания лишь один человек выжил в одиночку, продрейфовав больше месяца. Судно Пун Лима было торпедировано во время Второй мировой войны, и он прожил на крепком плоту целых 130 дней. Теперь буквами: СТО ТРИДЦАТЬ ДНЕЙ!

Лучше не думать об этом. Пусть будет двадцать дней. За двадцать дней кто-нибудь да увидит меня. Мне бы очень пригодилась карта обычных маршрутов воздушного транспорта, чтобы определить, когда лучше использовать аварийный радиомаяк. Я оставлю его включенным на тридцать часов: за двадцать четыре часа какой-нибудь ежедневный рейс обязательно услышит меня, и за шесть до меня доберется поисковое воздушное судно.

Что позволило выжить Бэйли, Робертсонам и Пун Лиму? Опыт, подготовка, снаряжение и удача. По первым трем пунктам у меня все хорошо. Да, другие начинали с бо́льшим запасом еды и воды, зато у меня есть рыболовные снасти. Да, большинство дрейфовало в районах, где часто идут дожди. Зато у меня есть опреснители на солнечной энергии. И еще одно преимущество – я могу воспользоваться чужим опытом, особенно Робертсонов: у меня с собой книга о выживании, которую написал Дугал Робертсон. Более всего беспокоит, наверно, то, что при необходимости нечем заменить единственный резиновый плот. Будет невероятной удачей, если он продержится больше месяца. Я помню фильм, который видел в юности, «Твоя удача в твоих руках». И это правильно. Я должен делать все, что в моих силах, абсолютно все. Не отлынивать и не мешкать. Я не могу выйти из игры. В этой голубой зыбучей пустыне никуда не спрячешься. Я часто скрывал правду от самого себя, иногда обманывал других. Однако природу не обманешь. Может быть, мне повезет и некоторые мои ошибки будут прощены – но только незначительные. На удачу рассчитывать нельзя. Я могу погибнуть, даже если применю все умения и решительность Бэйли и Робертсонов. Кто знает, сколько людей с куда бо́льшими умениями и большей решительностью не вернулись, чтобы рассказать нам свою историю.

Утрата любой части снаряжения может вколотить последний гвоздь в крышку моего гроба. Без воды я протяну от силы десять дней. Без насоса мой плот сдуется, и мне останется несколько часов. Потеряв даже небольшой кусочек бумаги или пластика, я, скорее всего, не смогу сделать необходимый ремонт, и, возможно, именно они станут последней гирькой на чаше весов между жизнью и смертью. Поэтому еще одной веревкой я привязываю сумку с аварийным снаряжением к лееру. В нее я складываю каждый предмет, имеющий значение, – в первую очередь насос. Плот необходимо периодически подкачивать. Он постепенно сдувается, в основном из-за того, что солнце нагревает черные камеры, а повышенное давление стравливается через клапаны. Здесь есть маленький ножной насос, похожий на те, которыми накачивают матрасы, с длинным шлангом, подсоединяемым к клапанам. Он кажется непригодным насосом для плота, потому что невозможно встать, чтобы им воспользоваться, а колеблющееся днище недостаточно устойчиво для того, чтобы поставить на него насос и нажимать на поршень рукой. Поэтому я сжимаю его на весу, радуясь, что у меня сильная кисть и широкая ладонь.