Дрейф. Вдохновляющая история изобретателя, потерпевшего кораблекрушение в открытом океане - страница 17

Сумка со снаряжением, входящая в комплектацию плота, привязана к петлям на днище. Чтобы мой ковчег стал более безопасным и теплым, я прорезал отверстия в пологе тента, продел в них куски веревки и привязал полог, чтобы тент был закрыт. Я больше ничего не могу сделать, кроме как экономить энергию, надеяться, что аварийный радиомаяк слышен, и следить за тем, что меня окружает.

Невероятная разница по сравнению с моим сухим, хорошо оснащенным маленьким «Наполеоном Соло». Может быть, это просто ночной кошмар и я скоро проснусь? Но нет, вода бьется под моей спиной, над головой завывает ветер, волны рычат и беснуются, холодная, мокрая постель обнимает меня – вот действительность, реальнее которой я не ощущал ничего.

Еще одна бесконечная ночь, идет тридцатый час. Я выключаю аварийный радиомаяк. Я и не думал, что это сработает. Следующая попытка будет, когда я достигну судоходных путей между Нью-Йорком и Южной Африкой.

6 февраля

2-й день

Маршруты самолетов часто совпадают с морскими путями. Но этот шанс такой призрачный… или, лучше сказать, крохотный: расстояние между Нью-Йорком и Южной Африкой слишком велико для прямых авиарейсов. Правда, к тому времени, как я окажусь вблизи этих путей, даже самый маленький шанс может сработать. Даже если самолет не засечет сигнал моего радиомаяка, меня могут заметить идущие по маршруту суда. Шансы достичь судоходных путей я оцениваю как один к миллиону, и еще один к миллиону – шансы на то, что меня заметят, когда я до них доберусь.

Мне часто чудится низкий рокот, похожий на гул самолета, и тогда я вскакиваю и озираюсь. Ничего. Ветер насмешливо гудит мне в уши. Ничего – и я снова возвращаюсь внутрь. Шум иногда звучит так отчетливо, и я уверен, что это не мое воображение! Снова на несколько часов включаю аварийный радиомаяк, затем включаю его реже, пока не пройдет еще тридцать шесть часов использования. Нужно приберечь его. Это не может быть самолетом. Это ветер бьет в надувные круги плота. Этот постоянный призрачный шум напоминает, как мало я могу увидеть из своей маленькой пещеры. Интересно, сколько судов и самолетов прошли, не замеченными мною?

Я вскрываю жестянку с арахисом и медленно ем, смакуя каждый орех. Сегодня 6 февраля, мой день рождения. И это совсем не то блюдо, о котором я мечтал. Я прожил прекрасные, круглые тридцать лет. И что я успел за это время? Пишу собственную эпитафию.

Вот и все, чего я достиг в жизни. Это кажется убогим и нравится не больше, чем пустынный горизонт снаружи.

Вот уже три дня лютует буря. Волны сверкают на солнце, ветер сдувает белые шапки пены с синих гребней. Днем солнце приносит немного тепла в мой ледяной мир. Ночью мощь ветра и моря возрастает, они становятся злее. Даже здесь, в субтропиках, температура воды опускается ниже восемнадцати градусов, так что я рискую не дожить до восхода, умерев от переохлаждения. Я дрожу, голый и ободранный, завернувшись в холодную пленку и отсыревший спальный мешок. Я могу спать только урывками, потому что моя вселенная грохочет и шатается. Волны, разбивающиеся о плот или рядом с ним, грохочут, как пушечные выстрелы.

От постоянного соленого душа моя кожа покрылась сотнями нарывов. Под мокрыми футболкой и спальным мешком они растут, как грибы после дождя. Нижняя часть спины, бедра и колени покрылись трещинами, ссадинами и воспалились, и я надеюсь, что в них хотя бы грязь не попала. Часто просыпаюсь из-за жгучей боли в ранках: их разъедает соль. Плот слишком маленький, и мне приходится отдыхать, свернувшись клубочком на боку – но так я хотя бы не мочу свои раны.

Я обнаружил две маленькие дырки в днище плота – вот откуда постоянно просачивается вода. Наверно, покидая яхту, я впопыхах сел на нож: оттуда же, скорее всего, и несколько порезов в нижней части спины. Ремкомплект плота включает в себя клей и кусочки материала, из которого сделан плот, но в инструкции написано, что место постановки заплаты должно быть… сухим?! Хороша шутка. Затыкаю дырки маленькими кусочками пластика, наношу на них клей из ремкомплекта. Днище очень быстро высыхает, но капли все равно просачиваются вокруг затычек, а клей не пристает к мокрой резине. После двух часов работы и с третьей попытки с помощью клейкой ленты, пластыря и зажигалки я наконец кое-как прилаживаю заплату. Я не уверен, что в этой качке и вечной влажности она долго продержится, но сравнительная сухость поднимает мне настроение. Теперь, когда я могу потихоньку обсохнуть, жизнь под резиновой крышей постепенно налаживается. Я, пусть и ненадолго, поднимаюсь со смертного ложа.