Другая музыка нужна - страница 9
Балаж не ответил. Детская коляска, поскрипывая, тронулась в путь.
Крупными хлопьями шел снег, ложась толстым слоем на мостовые и тротуары. С войной ведь улицы не убирали. Оба мастера толкали осевшую от поклажи, жалобно скулившую детскую коляску. А жена портного поддерживала мешки, набитые материалами, из которых будут мастерить одежду и обувь на экспорт, чтобы по окончании войны австро-венгерская монархия могла наводнить своими товарами побежденные и оккупированные страны.
А снег все падал, падал и на них и на мешки…
Вдруг мимо проплыл огромный роскошный автомобиль и причалил у дверей торговой конторы. Из машины вышел господин в сером пальто и цилиндре. Он направился к дверям. Дверь распахнулась, швейцар выскочил, остановился сбоку да так и застыл в низком поклоне, пока господин в цилиндре не скрылся за дверьми.
Фицек, бледный, смотрел ему вслед, разинув рот.
— Кто?.. Что?.. А этот что здесь делает?
— Этот? — спросил Балаж. — Этот здесь самый главный. Он и заказы дает, и готовый товар переправляет на склады военного министерства.
Г-н Фицек отпустил детскую коляску, схватился за голову.
— Господи ты боже мой!..
— А вы что, знаете его?
Фицек был так поражен, что не мог даже ответить. Только замотал головой и застонал.
Вышедший из автомобиля мужчина в цилиндре был Шандор Вайда.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
в которой Пишта не хочет быть клячей и строго осуждает вселенную
Первый день в реальном училище Мартону было не по себе.
Класс здесь оборудован лучше, чем в городском. Парты на двоих, удобные, чистые, покрытые лаком и выкрашенные по бокам в коричневый, а сверху в зеленый цвет. Подзовут к доске, сразу можно выйти, не то что в городском. Там ведь за партой сидели втроем и даже вчетвером; и если вызывали среднего, сидевший сбоку должен был встать и пропустить. Кроме того, здесь каждому полагается отдельный ящик в парте. Это тоже удобно: не перепутаешь свои книги и тетради с чужими. Надо только соблюдать осторожность, иначе крышка — ходит-то она на пружине — упадет и хлопнет, как из пистолета.
Большие с фрамугами окна смотрят на улицу Хорански. Из класса виден тот самый дом с блестящей медной ручкой на дверях, перед которым тогда, в сентябре, стояла девушка с теннисной ракеткой. Мартону припомнился даже солнечный луч, блеснувший на шелковых чулках девушки.
На всех этажах школы длинные и широкие коридоры с окнами во двор. Мраморные лестницы, просторный вестибюль. Повсюду электрические лампочки — не то что в городском, где классы освещались бабочками открытых газовых светильников, издававших тихое шипение.
Тут все на несколько рангов выше, чем в городском училище. Если парта в городском была, скажем, в чине фельдфебеля, то здесь она в чине поручика; если класс именовался там, допустим, поручиком, то здесь капитаном; если здание там называлось капитаном, то здесь непременно майором. А учителя — там они не выше майора, но уж здесь им меньше полковника и не дашь. Иные и вовсе держатся как полковые священники. Некоторые и вправду были когда-то служителями церкви, но сменили свой сан на учительский. Директор принадлежит к ордену иезуитов и хотя носит обыкновенную штатскую одежду, но связей своих с иезуитами не скрывает. Учителя здесь облачаются во все черное: черные сюртуки, черные галстуки, черные котелки или цилиндры, черные башмаки. Выделяются только крахмальные манжеты да высокие крахмальные воротнички, над которыми с мертвенной неподвижностью возвышаются головы. Кажется, в реальном училище ходят в форме, хотя и в штатской.
Но все бы куда ни шло, если б не эта давящая атмосфера, которая гасит любой порыв в самый миг его зарождения. Такая атмосфера бывает разве что в церкви, когда служат мессу. Но тут нет ни органа, ни хора, только мертвая тишина, а ты молчи, склонив голову, — и так с восьми утра до часу дня, пока длятся занятия.
Вот что чувствовал Мартон с той самой минуты, когда переступил порог реального училища на улице Хорански и по лестницам и коридорам прошел в пятый класс.
…Накануне вечером Мартон собрал на квартире Лайоша Балога своих друзей из городского училища: Тибора Фечке, Петера Чики и Гезу Мартонфи. Все явились уже одетые по-зимнему, потому что ноябрь подкатывался к декабрю с непривычными холодами. Ребята побросали свои пальто на диван. Они обрадовались друг другу, но больше всего Мартону.