Дружина сестрицы Алёнушки (трилогия) - страница 14
— Не может быть! — охнул Илья.
— Я сперва тоже не верил. Ну кому нужна котомка-то? Неподъемная, на вид невзрачная… Потерял, думал. Две недели искал. Нету нигде… Вор на воре! Куда податься простому крестьянину? Надо вернуться. Если вам мою сошку вынуть кишка тонка, то что ж, — пахарь вздохнул, — тогда я сам…
— Да не возьмет ее никто, — замахал руками Добрыня. — Возвращаться назад, какой крюк давать! И котомка твоя, точно, не украдена. Сам небось ее по пьяни где-нибудь забыл.
— Как по пьяни?! Окстись, Добрынюшка! — вскинулся Микула. — Да никто меня вовек перепить не мог!
— И в гостях у нас ты также говаривал, — коварно улыбнулся Добрыня.
— Ну да, — кивнул Микула. — Говаривал.
— А Добрыня и тогда тебя подначивал, — вспомнил Илья. — И побились вы об велик заклад. Кто кого перепьет, вы поспорили, — припомнив подробности, Илья схватился за голову. — А скатерка-то у нас ведь самобранная. Богатырь все пьет — не напивается. Зелено вино все не кончается.
— Да чего вы тут напраслину городите. Нешто мог я напиться до беспамятства?
— Так ответь мне, Микула Селянинович, кто из нас тогда заклад великий выиграл? — торжество зазвенело в голосе Добрыни.
Микула замолк. Напряженно задумался. Алене даже стало его жалко.
— Не помню, — оратай выглядел совершенно растеряно.
Добрыня уже торжествующе расправил плечи, но поймал суровый взгляд Ильи. Задумался. И тоже помрачнел лицом.
— Ведь и я того не помню, Микулушка.
— Охо-хо, ребятки, горе горькое — богатырь, пианый до беспамятства, — укоризненно потряс бородой Илья. — А сума твоя переметная и правда, либо у нас в дому, либо где в лесу Заповедном валяется. Как бы вор-злодей какой ни тужился, все равно она с места не сворохнется. Как и та твоя соха неподъемная. Так что дальше, Микулушка, поехали.
Они снова устремились в путь богатырским скоком, но не прошло и дюжины прыжков, как Илья натянул поводья. На пути у них, в чистом поле стоял черный шатер. А вокруг шатра бегал, громогласно ругаясь и размахивая руками, здоровенный усатый детина.
— Исполать тебе, добрый молодец, — произнес Илья, когда пыль вокруг остановившейся почти у самого шатра кавалькады рассеялась.
— Исполать и вам… — черноусый подозрительно окинул их взглядом, — люди добрые. Вы откуда? Чего вам надобно?
Богатыри удивленно переглянулись.
— «Вы откуда, чего вам надобно…» — ворчливо передразнил его Добрыня. — Вроде русский человек, вроде плечи, да ухватка богатырская. Что ж гостей-то не приветишь, не поклонишься? Не учен ли ты учтивости да вежеству? Али вовсе басурманский сын?
— Ты постой, Добрынюшка, свирепствовать, — прервал его Илья. — Это ж мой названый брат! Храбрый богатырь Дунай Иванович. Ведь двенадцать лет мы с ним не виделись. Похудел-то как, болезный, весь спал с лица. Может, с ним какое горе приключилося? Да от горя черны очи помутилися? Расскажи нам, что случилось, добрый молодец? Что с тобою за обида, что за горюшко? Отчего по полю бегаешь, ругаешься?
— Уж ты мой названый брат, да Илья Муромец! Я служил у короля ведь ляховкицкого, я служил у короля ровно двенадцать лет: еще три года служил ведь я в придверниках, еще три года служил я в предворотниках, еще три года служил я в портомойниках, еще три года служил я в приключннках. И подарил мне король ведь черной шатер, и подарил мне король бочку с зеленым вином, и подарил мне король чарочку позолочену, подарил он мне еще дубовый столб, и в столбу колечко позолочено.
«Эх, такой здоровый шкаф, да в портомойниках, — удивилась Алена. — Тут уж точно, похудеешь, да спадешь с лица… Тьфу ты! Заразилась былинным слогом. Пообщаешься с этими богатырями…»
— Так теперь ты, брат, со службы направляешься? Что ж с тобой за горе приключилося? — продолжал расспрашивать Илья.
— В чистом поле я гулял, да охотился. А приехав к шатру, опечалился. Подарил король мне бочку — тридцать три ведра. Тридцать три ведра да зелена вина… — Алена отчетливо услышала, как все три богатыря громко сглотнули. — И вина-то ведь было малость отпито. Малость отпито, да чуть пригублено…
Лицо Микулы Селяниновича словно окаменело. Его пронзила страшная догадка.