Дружина сестрицы Алёнушки (трилогия) - страница 13

— Эка шляпа белая, пуховая, — покачал головой Добрыня.

— Микула расплылся в довольной улыбке. Давешний пахарь был почти неузнаваем: зеленые сафьяновые сапожки с модным высоким каблуком и закрученным кверху носком, черного бархата кафтан, вышитый серебряной нитью. Расчесанные русые кудри рассыпались из-под шляпы на черный воротник.

«А я то все думала, что же такое эта пуховая шляпа из былин? — подумала Алена. — Оказывается это такая фетровая шляпа с отворотами».

— Так пойдет? — Микула показал Алене на скорую руку прибитую к длинному колу доск с намалеванным кулаком и надписью: «Киев там».

— Угу, — Алена кивнула.

— Ну так я мигом, — и он снова, ударив свою кобылку пятками в бока, исчез за горизонтом.

— По последней Киевской моде обрядился, — вздохнул Добрыня. — Дюк Степанович, небось, и тот от зависти удавится.

Через пару минут Микула снова со свистом рухнул с небес на пашню.

— Ну все, готово. Поехали. Провожу вас до стольного Киева.

Но даже богатырским скоком дорога до Киева была неблизкая. Микула попридержал прыть своей лошадки, и скакал с богатырями стремя в стремя. Его так и тянуло на светский разговор:

— Вот недавно был я в городе, в городе-то славном во Ореховце. Закупил там соли пару сот пудов, — напевно гудел Микула. — Мужички-та все в том городе разбойнички…

— Отчего это, Микулушка, разбойнички? Нешто кто-то тебя там приобидеть смел? — встрепенулся Илья.

— А вот слушай-ка ты дальше, Ильюшенька… Как купил я соли в городе все триста пуд, окружили мужички мою тележечку. Стали у меня они грошей просить.

— Отчего ж не дать-то? Дело доброе, — улыбнулся Илья.

— Дык и я о том подумал, Ильюшенька… Я им стал-то ведь гроши делить. А грошей то мало становится, мужичков-то ведь да больше становится. Потом стал-то я их ведь отталкивать. Стал отталкивать, да кулаком грозить. Положил тут я их ведь до тысячи, — Микула разошелся не на шутку. Рассказывая он уже грозно размахивал руками. — Кто стоймя стоял, тот сидьмя сидит, кто сидьмя сидел, тот лежмя лежит…

— Ну а кто лежмя лежал? Те как? — Добрыня ехидно ухмыльнулся.

— Дак ить… — запнулся Микула. — Да что ты, в самом деле! Я ж не злодей какой-нибудь. Пусть и дальше валяются.

— Да уж, сочинять горазд ты, Микулушка, — подытожил Добрыня.

Микула нахмурился.

— А ты съезди, не сочти за труд, в Ореховец. Коли будут там с какого хошь прохожего, хоть бы с сильного, а хоть бы и со слабого, хоть бы с бедного, а хоть бы и с богатого, не давать проходу, гроши спрашивать… Коль увидишь ты такое в Ореховце, так отдам тебе за то я своего коня.

Добрыня прикусил губу. Илья грустно вздохнул:

— Что же, братцы, вы снова заспорили? Разве кто в тебе, Микула сомневается? А ты Добрыня, хоть и умный, а совсем дурак. Стыдно. Тоже мне, нашел, кого подначивать.

Пару минут богатыри хмуро молчали. Впрочем, долго так продолжаться не могло. Добрыня начал рассказывать Микуле, как он поймал лешака. Потом они с Микулой и Ильей вспоминали, как весело гуляли на богатырской заставе пару недель назад. Кончился этот разговор взаимными приглашением заехать в гости. И вдруг Микулу словно током ударило.

— Стойте! — он натянул поводья своей лошадки. Спутники последовали его примеру и вся кавалькада, опустившись на широкое поле, остановилась. — Я ведь снова забыл ее убрать! Ох, оставил снова сошку во бороздочке. Не для-ради прохожего проезжего! — Микула заломил руки. — Как бы сошку из земельки повывернуть, из омешков бы земельку повытряхнуть, да бросить сошку за ракитов куст…

— Да мы знаем эту шутку, Микулушка. Уж ты, право, нашел, кого разыгрывать, — усмехнулся Илья.

— Да сопрут ведь соху. Полна Русь проходимцев да жуликов.

— Ну снова-здорова! — всплеснул руками Добрыня. — Да ее кроме тебя из землицы никто не вывернет. Помниться, даже Вольга со всей дружиной не смог.

— Не скажи, Добрыня. Ой, не скажи, — покачал головой Микула Селянинович. — Повсюду воры да разбойнички. Вот к примеру, помнишь ты мою суму переметную? Уж на что она тяжела была. Только я один мог ее носить… — Микула скорбно замолчал.

— Ну, помню. Что дальше-то? — не понял Добрыня.

— Что, что… — проворчал Микула. — Сперли.