Дубравлаг - страница 23

Работа пожарного была удобна тем, что, отдежурив сутки, я имел затем три свободных дня, которые и использовал для дела, задуманного мною еще в зоне.

Летом 1972 года я сопровождал мать Юрия Галанскова и его сестру Лену в Мордовию на очередное свидание с сыном и братом. Ехал по тем же рельсам, уже будучи свободным. Прибыли в поселок Озерный. Там, на 17-й зоне, сидел один из организаторов молодежных встреч на площади Маяковского (в начале 60-х годов), а теперь осужденный за связь с НТО ("Народно-трудовым союзом") поэт Юрий Тимофеевич Галансков. Тот самый:

Пока Екатерина Алексеевна и Лена ходили в штаб оформлять свидание, я остался в избе для приезжих. Мне было сказано, что, во-первых, мне свидания не дадут, а во-вторых, я не должен подходить к лагерному забору под угрозой, что свидание с Галансковым будет отменено вовсе. Было как-то необычно находиться там, где когда-то — весной 1962-го — начинал срок, и при этом быть по другую сторону проволоки.

Свидание было коротким, двухчасовым, в присутствии надзирателей. Когда мои спутники вернулись, было часов 10 вечера. Мы решили не ночевать здесь, а идти пешком 10 километров по лесной дороге до станции Явас. Так и сделали. В моем деле (№ 38, по "факту издания антисоветского журнала "Вече") имеются данные из зоны о Юре. Мне инкриминировали возвеличивание отщепенца, и поэтому следователь Плешков запросил всю информацию о Галанскове из лагеря. Я перечитывал однотипные рапорты надзирателей: "осужденный Галансков не встал по подъему в 6.00 утра". Неоднократно поэт "не вставал про подъему". Его мучили страшные боли в желудке, от этих болей он не мог спать. Иногда кое-как засыпал к утру и, конечно, просыпал подъем. И вот за такие нарушения администрация и водворила его в ПКТ (помещение камерного типа) на хлеб и воду, где его болезнь еще более обострилась. Конечно, это было явное издевательство, возможно, сознательное. Чекисты знали, хотя бы по письмам, что Юра под влиянием ВСХСОНовцев и особенно Л. И. Бородина движется в русском православно-патриотическом направлении. За националиста, дескать, и Запад не заступится, можно душить.

18 октября 1972 года в лагерной больнице (поселок Барашево) Юре сделали операцию. Оперировал врач-заключенный, некто Шустер, подполковник медицинской службы, сидевший в уголовной зоне за взятки. После операции этого врача больше не допустили к больному. У Галанскова возник перитонит. Требования о переводе его в гражданскую больницу были отклонены. Не допустили и врачей с воли. 4 ноября 1972 года в одиночной палате, всеми покинутый, Ю. Т. Галансков скончался. По свидетельству его сокамерника Е. А. Вагина, "вскоре после смерти Галанскова Шустер был досрочно освобожден и, кажется, восстановлен в прежнем воинском звании…" (Сборник "Юрий Галансков", Ростов-на-Дону, 1994, стр. 189). Это была моя единственная поездка в Мордовию в качестве вольного гражданина.

28 ноября 1974 года я был арестован вновь и после многомесячного следствия 26 сентября 1975 года приговорен Владимирским областным судом по прежней 70-й статье УК РСФСР к 8 годам лишения свободы. Теперь уже — за издание независимого православно-патриотического журнала "Вече". Мною было издано девять номеров, на каждом из которых я ставил свою фамилию и адрес. А когда в марте 1974 года мне пришлось объявить о закрытии журнала, КГБ по личному указанию Андропова возбудило уголовное дело. И чтобы подчеркнуть, что правда на моей стороне, я возобновил издание журнала, переменив лишь название — "Земля". Осенью того же 1974 года мне и моему помощнику П. М. Горячеву были присланы из-за границы приглашения. Мне — на выезд в Германию. Те, кто обо мне хлопотал, знали, что по израильской визе я ни в каком случае не поеду. Петр Максимович выехал в Италию, хотя следствие по нашему делу было в разгаре, я категорически отказался от эмиграции. Чекисты ждали, что уеду и я. Я знал, что в случае моего отъезда в советской печати появится статья: что вот, дескать, какой липовый патриот и как он быстро смазал пятки жиром. А ведь его, разумеется, и сажать не собирались…