Дуга большого круга - страница 14

стр.

Обратно идти было труднее. Теперь он не ожидал никакой встречи.

Роман решил поехать за город. Мысль о картошке не давала ему покоя. Рассказ стармеха о его поездке не выходил из головы. Картошка!

Он собрал ненужную одежду и обувь. Узнав, что Сергеев собирается ехать, капитан Зарубин попросил взять с собою сына. Сам Зарубин ехать не мог. Сильно опухли ноги. Роман колебался. Мальчишка был обузой. Но больному товарищу отказывать не хотелось.

На Финляндский вокзал Сергеев пришел к условленному сроку.

Мальчик уже ждал его. Худой, большеглазый подросток с тощим рюкзаком за плечами.

— Вячеслав, — представился он, протягивая синеватую, как куриная лапка, руку. Глаза у него были усталые и грустные, Роман разыскал эвакопункт и штурмана с «Пятилетки».

— Видите, что делается? — сказал он, показывая на толпу, осаждавшую начальника пункта. — Вам куда? Ну, понятно. Пойдемте.

Через служебный выход вывел их на перрон к стоящему там поезду. В переполненном людьми вагоне дышалось трудно. Они остались в тамбуре. Скоро паровоз загудел. Поезд тронулся. Ехали молча. Мальчик попался неразговорчивый. Часа через два вышли на маленькой станции.

— Пойдем, — сказал Роман. — Это здесь.

До деревни они добрались быстро, но когда вышли на главную улицу, у Романа упало сердце. Дома неприветливо смотрели заколоченными окнами. Нигде ни дымка, ни живой души.

— Кажется, напрасно мы с тобой сюда… — сказал Роман и тут же увидел женщину в черном городском пальто, закутанную в платок. Она вышла из-за угла.

— Эй, гражданочка, погоди минутку, — обрадовавшись, закричал Роман.

Женщина оглянулась, остановилась.

— Скажите, здесь вообще живут люди? — спросил Роман. — А то, похоже, все дома нежилые.

— Живут. Мало, — коротко ответила женщина.

— Говорили, здесь можно вещи на картошку обменять. Можно?

Женщина отрицательно покачала головой.

— Нет. Тут Прохоровы уезжали, так кое-что из одежды наменяли, а так — нет. Пойдемте ко мне, кипятком хоть вас напою. Закоченели, поди? Ваш? — она посмотрела на мальчишку.

— Приятеля. Тоже за картошкой.

Они вошли в дом. Пахнуло кислым овечьим запахом.

— Посидите, я быстренько.

Хозяйка ушла, и Вячеслав спросил:

— Роман Николаевич, значит, без картошки будем?

— Наверное, брат. Что же поделаешь? Обидно, конечно, в такую даль тащились.

Женщина вернулась с миской и чайником. В миске лежали четыре картофелины.

— Вот, кушайте, пейте. Только сахара нет.

Вячеслав осторожно взял холодную картофелину, разломил надвое и, как была в кожуре, принялся жадно есть. Женщина печально стояла в углу, наблюдая, как они едят.

— Ну, спасибо, — сказал Роман, собирая на ладонь крошки. — Спасибо. Пойдем мы.

Они встали, оделись, вскинули на плечи рюкзаки. Женщина заметалась:

— Как же так? С пустыми руками обратно. Там же ждут вас. Нехорошо. Ах, как нехорошо. Подождите.

Она выбежала за дверь и снова появилась, держа в руках огромную покрытую землей брюкву.

— Вот, возьмите. Берите.

Вячеслав жадно посмотрел на брюкву, потом на Романа, но ничего не сказал.

Роман развязал свой рюкзак, предложил:

— Выбирайте, хозяйка, что вам нужно.

— Не надо, — устало сказала женщина. — Ничего мне не надо.

Брюква была холодная как лед, видно мороженая.

— Прощайте, — сказал Роман, — добрая у вас душа.

Они вышли на дорогу. Роман пытался остановить несколько грузовиков. Редкие машины неслись мимо, не сбавляя скорости.

— Не возьмут. Военное время, — сокрушенно сказал Роман. — Может быть, на железной дороге повезет?

Короткий день подходил к концу.

На станции их встретил железнодорожник в полушубке и с винтовкой в руках.

— Чего надо? — грубо спросил он, подозрительно оглядывая Романа.

— В Ленинград хотели попасть. За картошкой приезжали.

— Эшелон ушел. Больше, наверное, совсем не будет.

— Не будет?! — испуганно воскликнул Роман. — Что же нам делать?

— Не знаю, что вам делать. Идите пешком.

Роман огляделся вокруг. На отдаленном пути пускал пар одинокий паровоз да стояло несколько вагонов с неосвещенными окнами.

— Пошли, — решительно сказал Роман. — Пошли.

— Дойдем мы? — спросил Вячеслав.

— Попробуем. Может быть, на какой-нибудь станции оказия подвернется.