Духовная традиция восточного христианства - страница 15

. Иисус Христос не находится между Богом и народом, и тем более он не представительствует от имени Бога, как это делают ангелы, ибо он сам есть «виновник спасения вечного» (Евр 5, 9).

Восток никак не стремится свести на нет посредническую роль Христа, скорее наоборот; однако при этом ясно имеется в виду ее отличие от предшествующих воззрений, в частности в двух моментах:

а) В философских доктринах Бог по причине сво»ей абсолютной трансцендентности, чтобы сообщаться с миром, нуждался в посреднике. Согласно Библии, это сообщение осуществляется посредством божественного снисхождения. Иисус входит в мир, что совершенно ясно, от Бога; сам Бог осуществляет спасение именно посредством человека — Иисуса Христа, своего Сына.

б) Это спасение может произойти только через полное принятие Богом человеческого бытия. Утверждаемую Иринеем[216] аксиому «Что Бог не взял на себя, то не спасено» открыто развивает Ориген: «Человек не был бы спасен всецело, если бы наш Спаситель и Господь не принял на себя всего человека»[217]. Соединение божественного и человеческого есть «смесь» (μίξις) и «смешение» (κράσις)[218], но совершенно особенно, ибо при этом две природы не перемешиваются друг с другом. Только во Христе происходит встреча между божественной трансцендентностью и конечностью человеческого бытия, при этом не умаляется первое, а второе не остается проигнорированным[219]. Иисус подлинно принадлежит обоим порядкам бытия — Божественному и человеческому. «Бог и человек стали одним»[220]. Таким образом, тайна посредничества — это тайна соединения, совершенного Сыном, который есть «одно целое» с Отцом.

Имеется в виду социальное единство: Христос — новый Адам (Рим 5, 12–21), глава тела Церкви (Кол 1, 18). Утверждение Павла относительно Тела Христа часто возвращается в писаниях отцов[221]. Николай Кавасила излагает это следующим образом: «Мы привиты к плоти Христа, живем его жизнью и стали его членами»[222], добавляя при этом новое выражение — Христос есть сердце мистического Тела, сокровенное начало жизненных сил Церкви и каждого христианина в отдельности[223].

В нем и через него, Первенца творения, «рожденного прежде всякой твари» (Кол 1, 15), освящение мира увенчивается и свершается во всей полноте и единстве мироздания. Это конечное состояние у отцов получило название apokatastasis[224], который можно определить простой мыслью Григория Богослова: «В нем все приходит к единству»[225]. Максим Исповедник часто возвращается к вопрошанию относительно последствий для космоса победы Христа над силами разделения[226]. Для него «Христос — центр, к которому сходятся все линии»[227]. Не случайно византийский Восток поместил образ Вседержителя (Pantocrator) на вершине купола как не только иконографический центр, но и как центр самого мироздания[228].

Представление о Христе как «начале единства» возвращается затем в размышлениях русских мыслителей[229] в различных аспектах: как единство видимого мира (Г. С. Сковорода, + 1794), человеческого общества (П. Я. Чаадаев, + 1856), Церкви (А. С. Хомяков, + 1860), человеческой истории (В. Г. Белинский, + 1848), человеческой культуры (В. И. Иванов, + 1949), всего космического развития (B. C. — Соловьев, + 1900). «Если отрицается реальность этого события (воплощения Христа), — пишет Соловьев, — разрушается смысл и конечная цель мироздания»[230].

Духовность есть не что иное, как пережитая на опыте догм. Вот почему среди горячих споров безотчетно переходят к личному отношению, которое состоит в поклонении, общем для всех христиан. Так, Ориген предостерегает, что в собственном значении слова следует уже не молиться Иисусу, а скорее «через Иисуса»[231], но в любом случае он сам не всегда придерживается этого правила[232].

Ничего удивительного в том, что христиане любят Иисуса. Но как его любят? Древние литургии его восхваляют, благодарят, поклоняются, молят его. Изначально о нежности и сердечной близости робко говорят мученики, паломники в Иерусалим, религиозные поэты Сирии[233]. Также в византийской Церкви мы находим «Богослужение Иисусу сладчайшему», более древнее, чем Jubilus, приписываемый св. Бернарду: lr|QO\) уХгжшате