Дурные деньги - страница 9

Река была небольшой и уютной. Когда-то она работала на человека, вращая мельничные колеса, в последние же годы сильно заросла и обмелела: лесоразработки не прошли для нее бесследно. Не давали ей покоя и браконьеры — хищное и жадное племя, которое тем больше грабит леса и реки, чем больше имеет. Очень немногие умеют довольствоваться только самым необходимым.

Увидев над водой стрекоз, Алешка замер. В глазах у него словно шторки раскрылись.

Стрекозы резвились над водой, отражаясь в ее глубоком, спокойном зеркале. Их тонкие, продолговатые, с зеленоватым отливом тельца то невесомо повисали в воздухе, то словно от легкого дуновения свободно перемещались в нем. Исполнив свой воздушный танец, они садились на склоненные над водой стебли и, чутко колебля прозрачные крылья, подолгу грелись на солнце.

Алешка попробовал поймать стрекозу, но ему не удалось.

— Дедушка, никак…

Степан не спускал глаз с ребенка — следил, чтобы тот не подбегал слишком близко к воде: долго ли оступиться, сорваться.

— А пусть, сынок, они летают. Недолго им летать-то.

— Куда же они потом денутся?

Этого Степан не знал. На помощь пришел Алешка.

— Знаю, знаю! — закричал он. — На зиму они засыпают, а летом опять просыпаются.

— Так и есть, — согласился Степан.

Удивительная она, река, — никак от себя не отпускает. Вроде бы и делать нечего — сидишь на берегу, на воду смотришь, а уйти не можешь. Домой уже давно пора — тем более что дорога неблизкая, но нет — сидишь и смотришь, как длинными лентами, словно живые, шевелятся водоросли на быстрине, как гуляет на просторе стайка мальков, а то и просто на небо, отраженное в воде, смотришь. Вода течет — и очищается душа от суеты, заботы. Горе, печаль она с собой уносит. Даже Алешка в конце концов присмирел и, оставив в покое стрекоз, сел рядом со Степаном, о чем-то своем задумался.

— Дедушка, а куда течет река? — спросил он, не отрывая глаз от воды.

— Все реки у нас в Волгу текут, — ответил Степан.

Они просидели бы долго, неторопливо разговаривая, но Степан вспомнил, что Алешка, наверное, проголодался.

— Пойдем-ка домой, сынок.

— Так не хочется уходить, — сознался Алешка.

— А мы еще придем, — пообещал Степан.

Рядом с домом Степана Гущина, со стороны крыльца, зиял пустырь. На нем когда-то стояли три дома, их разобрали и увезли с собой хозяева, пожелавшие расстаться с крестьянской долей. Пустырь зарос лопухами и полынью, а на месте огородов разросся терновник. Тут же стояли полусгнившая банька и покосившийся сарай с огромной дырой в небо вместо крыши.

Конечно же, пустырь привлек внимание Алешки. Однажды утром он приблизился к нему с палкой-кинжалом за поясом и палкой-ружьем наперевес. У границ таинственных владений его встретила большая зеленая лягушка, которая сидела под лопухом и во все глаза глядела на незнакомое существо, осторожно ступавшее по траве, еще не освободившейся от росы. Лягушка не стала искушать судьбу и в два прыжка исчезла в зарослях лопухов и чертополоха, которые укрыли ее так же надежно, как дремучий, нехоженый лес укрывает дикого зверя.

Итак, таинственная земля была населена не менее таинственными существами. Словно бы в подтверждение этого открытия над головой Алешки раздалось сердитое гудение. Он поднял глаза и увидел рядом с собой большого черно-красного шмеля, который, перелетев с одного репейника на другой, рылся рыльцем в недрах пушистого фиолетового цветка. Затем шмель неуклюже поднялся в воздух и улетел в сторону сарая с дырой вместо крыши.

Там, где стоял когда-то один из домов, мальчик — к великой своей радости — обнаружил богатейшие россыпи битого кирпича, осколков посуды, самых разнообразных железных предметов неизвестного назначения. Заменив палку-кинжал на кинжал-стержень, Алешка поднял осколок кирпича и метнул его в кусты терновника. Сбив несколько листьев, камень глухо стукнулся о землю, а мгновением раньше в воздух прянула стайка воробьев и, возмущенно чирикая, уселась неподалеку на остатки частокола.

Алешка двинулся дальше — к зарослям терновника. Цепкие, невысокие деревья стояли близко друг к другу, ветви их переплелись, внизу под ними было сумрачно и прохладно. Земля здесь была голой, только кое-где торчали редкие травинки. Алешке то и дело попадались осколки стекла, щепки, а в одном месте он нашел изъеденную ржавчиной лопату. Лопата вряд ли на что годилась, но Алешка на всякий случай прихватил ее с собой. Обе руки у него были теперь заняты, и он хотел уже повернуть назад, как вдруг увидел перед собой со всех сторон окруженное терновником какое-то строение, низкое, вросшее в землю, покосившееся. Алешка заглянул внутрь через дверной проем и замер: перед ним темнел провал. Густой запах гнили и плесени оборвал дыхание. Сквозь дырявую крышу пробивалось солнце, и Алешка, преодолевая страх, чуть-чуть подвинулся к краю провала и посмотрел вниз. Там, внизу, стояла вода, в ней плавали какие-то предметы. Чтобы получше разглядеть их, Алешка наклонился, и в то же мгновение испуг пронзил его от макушки до пяток: на одном из предметов, державшихся на поверхности воды, сидело гадкое хвостатое существо с наростами на голове и смотрело перед собой неподвижными выпуклыми глазами. Алешка кинулся прочь — подальше от этого места, но едва он выбрался из терновника, как лицом к лицу столкнулся с мальчишкой, который явно шел по его следу. Алешка знал его — это был Петька Серебров из дома напротив. За спиной у него на настоящем ремне висело настоящее деревянное ружье.