Дурные деньги - страница 8

— И рожь молола, и овес…

— Пойдем посмотрим на нее.

— А нет ее больше. Остались от нее одни сваи, да и те сгнили. Запруды теперь тоже нету. На что смотреть?

— Все равно, дедушка, пойдем.

Не очень-то хотелось Степану идти за пять верст. Но как откажешь малышу?

Огибая болотину, дорога сворачивала в сторону, и в этом неспешном изгибе угадывался столь же неспешный, терпеливый характер людей, проторивших ее. С обеих сторон вплотную подступали к ней луговые травы, а там, где когда-то тянулись колеи от тележных колес, росла плотная, как бархат, мурава.

— Ты бы снял ботинки-то, сынок, — посоветовал Степан Алешке. — Без них полегче, а ногу здесь не наколешь, не бойся.

— Я не боюсь, — отозвался Алешка и тут же сбросил с ног ботинки. Степан взял их у него, чтобы мальчишке посвободнее было в дороге.

Стояло начало дня и начало лета. Небо широко обнимало землю, и она, обласканная солнцем, жизнерадостно зеленела. Недавно только отцвели курослепы и купальницы, зацветали лютики — растение повсеместное в здешних низинных лугах. От их обилия казалось, что все пространство вокруг подернуто сквозной желтой дымкой.

Алешка не знал названий даже самых обычных растений, и Степан открывал ему их, довольный, что стал для мальчика чем-то вроде учителя.

— А это что?

Алешка сорвал на краю канавы лопух, покрытый снизу, как налетом, тонким серебристым ворсом.

— Мать-и-мачеха, — назвал растение Степан.

— Почему же листок один, а названия два?

Степан взял лопух и приложил его ко лбу Алешки наружной, гладкой, стороной.

— Холодно?

— Холодно.

— Это мачеха. А теперь?

Степан перевернул лопух обратной стороной.

— Теперь тепло, — ответил Алешка и поднял на Степана огромные свои, ставшие вдруг не по-детски печальными глаза. — Это мама?

Горло Степана словно петлей сдавило. Какое-то время оба шли молча. Низко над их головами с тревожными криками метались чибисы, по-местному пигалицы.

— Дедушка, это чего они? — первым заговорил Алешка.

— Кто, пигалицы? Они боятся — мы их гнезда разорим.

— Почему?

— Они на земле их вьют, в траве. Идем мы с тобой — и вдруг гнездо…

— А мы не будем его разорять.

— Можем не увидеть и ногой наступить.

— А на дороге они не вьют гнезд?

— На дороге не вьют.

— Тогда мы не наступим.

— Наступить-то не наступим…

— Они не видят разве, что мы по дороге идем?

— Видеть-то видят, да не знают…

— Вдруг мы куда-нибудь свернем, — высказал догадку Алешка.

— Конечно, можем и свернуть, — согласился Степан.

Дорога привела их к лесу. Чибисы остались позади, их почти уже не было слышно. Вдоль опушки тянулся дол со стоячей прозрачной водой.

— Это река? — спросил Алешка.

— Нет, не река, река дальше. А это дол. Фомин дол — называется.

— В нем рыба есть?

— Рыбы нет, только лягушки да жучки разные.

— А как мы перейдем этот дол?

— Вот я сейчас разуюсь…

Степан снял обувь и подвернул штаны.

— Пойдем ко мне на руки — перенесу.

— А здесь глубоко?

— Да нет, тебе по колено.

— Тогда я за тобой пойду.

— Пошли…

— Пошли…

На середине дола Алешка остановился и закричал:

— Ой, какая теплая!

Вода, действительно, была теплая, как парное молоко. Солнце прогрело ее до дна, и видно было, как все ее мелкое население резвится, ныряет, плавает — живет своей загадочной жизнью. Алешка склонился над водой, наблюдая за жучками, а Степан терпеливо ждал его на берегу.

Дальше дорога углублялась в лес, молодой, недавно поднявшийся на месте вырубки. Березы и осины то подступали вплотную к дороге, то разбегались в стороны, образуя густо заросшие разнотравьем поляны.

— Дедушка, а ягоды здесь растут? — оглядываясь по сторонам, спросил Алешка.

— Растут, — обнадежил Степан малыша, — только они еще не соспели.

— А почему здесь деревья все маленькие?

— Срубили большие-то.

— А зачем?

— Зачем? Чтобы планы выполнять.

— Какие планы?

— А разные…

Степан не умел отвечать на вопросы длинно, пространно. Получалось у него коротко и не всегда, наверное, понятно для восьмилетнего ребенка, которому требовались особые слова. Но где их взять Степану? Алешка же сыпал вопросами, как дерево сыплет на землю созревшими семенами. Плохо, когда обильный посев оборачивается скудными всходами. Но терять доверие ребенка Степан не хотел, а потому на вопросы его отвечал серьезно, не отмахивался от них. Так и шли они вдвоем, беседуя, пока за деревьями не открылось текучее серебро реки.