Душа в чемодане. Записки бортпроводницы - страница 32

Позже мы узнаем, что наших пассажиров пересадили в другой Боинг 767, но по каким-то причинам он снова вернулся в Домодедово. Возможно ли такое – два раза подряд?! В нашей компании вообще мало случаев, когда самолёту приходилось возвращаться, а тут аж два раза с одним и тем же рейсом. Под утро пассажиров посадили в Ту-214, и… он не взлетел. Он НЕ ВЗЛЕТЕЛ. Ещё на земле у него отказал двигатель, и командир не стал выполнять рейс. Страшно подумать, как чувствовали себя наши пассажиры. Для нас, пожалуй, даже лучше, что мы не полетели с ними на другом самолёте и не стали участниками ещё одной незапланированной посадки, но мне всё же обидно, что мы не были с ними рядом. Что же было не так с этим заколдованным «Хабаровском»?!

Домой я приезжаю около часа ночи, ребята меня, конечно, не ждут. Мы с Катей до трёх ночи пьём чай на кухне и беседуем. Я даже не снимаю форму.

Однако немного мне дали времени, чтобы прийти в себя. Уже на следующий день ночной рейс в Екатеринбург. Стараюсь не вспоминать о вчерашнем происшествии, ничего не бояться и не накручивать себя. Да и не в страхе дело, а в каком-то неожиданном разоблачении, изменении восприятия, резком переходе к реальности. Мне не хочется быть занудным, механическим реалистом, мне хочется видеть лучшее, важное.

Больше миллиона человек встречают этот новый день в привычном, родном городе. И, конечно, не знают о том, что я прилетела сюда только для того, чтобы увидеть рассвет из маленького иллюминатора Боинга 737.

Хочется думать, что планировщик рейсов – большой романтик. Он всё рассчитал так, чтобы обычный короткий разворотный рейс стал особенным – три часа стоянки специально для того, чтобы экипаж встретил рассвет на Урале и, вдохновлённый, вернулся в Москву. Чтобы мы проснулись в холодном салоне, укутанные в пледы, и увидели, как ласковыми розовыми лучами солнце просится к нам в самолёт. Сначала даже забываю, что мне сейчас встречать пассажиров, куда-то лететь. Последняя пара минут спокойствия. Конечно, планировщик не такой уж романтик и время вылета подобрано таким образом, чтобы пассажиры прилетели в Екатеринбург ночью и могли отдохнуть в родном (или не родном) городе перед началом рабочего дня, а вылет – чтобы люди успели в самое начало дня кипящей Москвы. Три часа между этими точками во времени я пробуду здесь гостем. Просто сидеть и смотреть в иллюминатор невозможно, тянет спать. Но я засыпаю со сладким чувством, что открою глаза уже не в этой темноте со слабыми огнями аэродрома, а с праздничными лучами солнца чужого города. Он встретит меня с радостью, словно давно ждал. Аэродром почти пустой, вокруг так просторно, светло. Но вот рушится рассветный покой, и в салон медленно входят сонные пассажиры. Я их почти люблю. Как можно не любить людей после вчерашнего? Да и просто глядя на рассвет из иллюминатора закрытого самолета на поле аэропорта Кольцово очевидно – мир прекрасен.

Снова здравствуй, Москва. Знаю, ты не ждала меня. И сотни непроснувшихся лиц в метро тоже не ждали. Наверное, вас ждёт скучный день, раз вы с таким недовольством смотрите в экраны своих телефонов. А я только что с Урала, я встретила там чудесный рассвет. Если бы вы знали, как огромен мир, как величественно глубоко чувство того, что ты живёшь. Не просто существуешь между одинаковыми днями, а живёшь, летишь навстречу новому дню, смотришь, как меняется рисунок в десяти тысячах метрах внизу, дышишь воздухом другого города. Какая-то сила тянет меня в небо, тянет меня в новые города, просторы. Я бы хотела разделить своё счастье хоть с одним из вас, показать, что радость есть – вот она, в моём чемодане, который несколько часов назад был в Екатеринбурге, а завтра будет сопровождать меня куда-то ещё, в моих глазах, в том жгучем чувстве, которое заставляет меня радоваться сегодня, забыв об опасности. Но никто не оборачивается на меня и не отвечает на мою улыбку. Они не знают, какой яркий свет сейчас в моей душе, как ясно для меня одно: жизнь – это великий дар. Вчера в глазах пассажиров я поняла это очень чётко. Они спускались по трапу, сбросив все упреки и недовольства, они радовались, что живы. Стоит только нам понять, что мы не имеем власти над жизнью, как она становится удивительно важной.