Душеприказчики - страница 9
Пастор заговорил. Это были слова утешения, которые обычно предназначаются для умирающих. Но что еще могло сейчас прийти на ум пастору Линде? Язык говорил что-то сам по себе, а голова была занята только одной мыслью, которая привела его сюда и которую обязательно надо было высказать. Но как нелегко, ах, как нелегко приступить к такому сложному и щепетильному делу! Пастор весь вспотел, будто тащил на себе огромную тяжесть.
Но необходимость была столь настоятельной, что пастор неожиданно для самого себя оборвал на полуслове начатую фразу о тщете всего земного и вечном блаженстве на небесах и начал о другом.
— Вот почему вы не должны забывать о том, что так необходимо для спасения души вашей.
Больной тыкал в гранки красным карандашом, но рука дрожала, и, очевидно, он никак не мог попасть туда, куда хотел. Губы его шевелились, но слышен был только хрип. Пастор Линде еще раз повторил сказанное и нагнулся к больному, чтобы разобрать его шепот.
Не то, чтобы пастор был очень уверен, но ему показалось, будто он расслышал ответ:
— Я этого не забыл…
Ага, это как раз то, что надо.
— Вот и хорошо. Вот и отлично.
И опять прислушался, наклонив голову, — профессор снова зашевелил губами.
— Ничего хорошего… Я что-то упустил, а теперь голова уже отказывается… Мозг… легкие разрушены… Рука не слушается…
Пастор навис над больным, упершись обеими руками в кровать.
— Но подписать-то вы еще можете? Ведь, правда, можете?
Дощечка соскользнула на одеяло, карандаш с легким стуком покатился по полу. Почерневшие губы чуть заметно зашевелились.
— Ничего больше не могу… Слишком поздно… Так и останется невыясненным, кто из них были главные мошенники: бенедиктинцы… доминиканцы… или францисканцы…
Пастор Линде отпрянул столь стремительно, что ударился спиной о чемоданчик доктора Скары, стоявший на полке.
Как? Что? Может быть, он ослышался? Или больной: в бреду и говорит о чем-то, не имеющем ни малейшего касательства к делу? И такие нечестивые мысли в тот самый момент, как его прямой христианский долг все еще не выполнен, а внизу дожидается нотариус. Неужели дьявол овладел его душой?
Охваченный ужасом, пастор опять было шагнул к постели, но от приступа кашля грудь больного так выгнулась, что вся голова ушла в подушки.
Пастор так ничего и не успел сделать. Вошел доктор Скара и сердито схватил его за руку.
— Господин пастор, я же вам сказал: оставьте его в покое!
Пастор попробовал было сопротивляться, но доктор решительно вытолкал его в коридор.
— Пожалуйста. Покамест здесь распоряжаюсь и отвечаю за все я. Когда кончу, настанет ваша очередь. Думаю, ждать вам придется не очень долго.
Навстречу Ева — с тазом воды и полотенцем через плечо. Очевидно, и она на стороне доктора. В конец отчаявшись, пастор спустился вниз.
«Ждать придется не очень долго…» И это тогда, когда времени больше не остается, когда подошла последняя минута… Иначе не предотвратить великого греха, иначе все, что казалось почти улаженным, пойдет прахом.
Пастор не мог оправиться от потрясения. А нотариус все сидел и читал свой роман, будто у него других дел не было. Разгневанный пастор промчался мимо. Терпеть он не мог этого флегматика, эту мумию. Он опустился в кресло и стиснул руки, так что суставы хрустнули.
«Кто из них были главные мошенники…» — раздавалось у него в ушах, словно голос из самого ада. Но ведь это никак, ну, никак не вяжется с тем, что он намеревался сказать в надгробном слове о последних минутах профессора. У пастора Линде чуть ли волосы не встали дыбом, мурашки забегали по спине. Первый пункт надгробного слова испорчен! Хорошо еще, что наверху никого, кроме него, не было. Можно еще как-нибудь исправить… с божьей помощью… с горячей молитвой…
Пастор вытер со лба пот и встал. Встал и снова сел… Он места себе не находил. А что, если профессор умрет сейчас, сию минуту, и завещание останется неподписанным?.. Грех и ужас… Ужас! Мысли шли вразброд. Вызвать сюда председателя общины?.. Кого-нибудь с факультета?.. Разве полиция не обязана вмешаться в это дело?
Но вот по лестнице, тяжело отдуваясь, спустился доктор Скара, насупившийся, сердитый. Даже недокуренную сигару не взял со стола. Куда-то отправил Еву, и та уже бежала по мосткам через двор. Пастор Линде два раза подходил к отворенной двери, но слова застревали у него в горле. Только в третий раз он кое-как выдавил вопрос, с которым каждое утро автоматически обращался к госпоже профессорше: