Душеспасительная беседа - страница 25

Потом Георгий Николаевич забыл в круговороте забот и дел про эту «в общем нелепую встречу» и вспомнил о ней лишь через три месяца, когда в его кабинет нежданно-негаданно ввалился шумный, грузный, с заметной лысинкой на круглой стриженой голове Клашка Пронин — институтский дружок, директор Кременского комбината. Приятели обнялись, расцеловались. Выяснилось, что Пронин приехал «по партийной линии», что комбинат идет в гору и что в общем и целом «жизнь хороша и жить хорошо».

— Послушай, Клашка, — сказал Георгий Николаевич, — а эта вот, как ее… Солонцева, с которой ты мне письмо присылал, у тебя еще работает?

— Конечно! Позавчера у меня была на приеме.

— Она знала, что ты уезжаешь?

— Знала. А что?

— Ничего! Так просто! Что она из себя представляет, между прочим?

— Она представляет из себя прекрасного инженера, замечательного человека и обаятельную женщину, — с жаром сказал Пронин. — У нас ее все любят, просто обожают.

— Она замужем?

— Кажется, в разводе. Но точно не знаю. А ты что, на нее глаз тогда положил, старый греховодник?! Смотри у меня!..

Он погрозил Георгию Николаевичу пальцем, но тот не принял шутки и уже с начальственными нотками в голосе оборвал приятеля:

— Ладно! Хватит про баб! Давай рассказывай, что там, у тебя на комбинате, делается. Как с пятой домной?

Давно уже ушел из кабинета шумный Клашка Пронин, а Георгий Николаевич все сидел один и никак не мог заставить себя снова взяться за работу. Ему мешало сосредоточиться то тягостное чувство недовольства собой, которое Гейне называл «зубной болью в сердце». Он вспоминал все подробности своей встречи с Верой Павловной и казнил себя за то, что не понял и не оценил тогда чистоты ее душевного порыва, обошелся с ней пошло и грубо. Чувство это не покидало Георгия Николаевича весь день, и с ним он приехал домой.

Открыв дверь своим ключом, он, не заходя, как обычно, к Ольге Григорьевне, прошел к себе. На тахте лежала раскрытая книжка журнала, — наверное, Боб, вопреки запрету, валялся здесь у него в комнате и читал. Георгий Николаевич взял книжку — она была раскрыта на стихах. Фамилия их автора ничего не говорила Георгию Николаевичу, да он вообще-то не читал стихов, а тем более в журналах. Бросилось в глаза название стихотворения: «Прикосновение крыла».

Георгий Николаевич положил журнал на письменный стол, а сам лег на тахту, закрыл глаза.

Вошла Ольга Григорьевна, чем-то очень озабоченная. Наверное, подумал Георгий Николаевич, Боб выкинул очередной фортель! Он страдальчески сморщился — ему сейчас было не до Бобкиных фортелей.

Ольга Григорьевна подошла к столу, взяла книжку журнала, прочитала стихи и равнодушно положила книжку обратно на стол. Поглядела на лицо мужа и сказала:

— Мне нужно поговорить с тобой насчет Боба, но я вижу, что ты сейчас не расположен разговаривать.

Георгий Николаевич благодарно кивнул ей. Ольга Григорьевна постояла еще немного подле стола, навела на нем порядок и, захватив с собой книжку журнала, вышла. И Георгий Николаевич остался один.