Два лета войны

  ДВА ЛЕТА ВОЙНЫ*

   Впервые за долгое время Нюра шла на работу с лёгким сердцем. За неполный год, как немецкие войска обосновались в её городе, ей уже довелось поработать и курьером на шубном заводе, и в прачечной вместе с мамой. Но теперь, благодаря маминым хлопотам, через всевозможных знакомых удалось получить направление в крепость для работы на ботанической станции. И от этого мир казался более светлым и тёплым. И дело было не только в долгожданной весне и солнечной тихой погоде, а в том, что и крепость, и ботаническая станция в ней, и навыки работы, и её руководитель были Нюре давно и хорошо знакомы.

   - Ага, юннатка Нюрочка, - тепло воскликнул Борис Петрович, когда увидел девушку. Целый год до войны Нюра была активным членом кружка юных натуралистов, часто приходила на занятия в крепость. Ботанический сад внутри крепостных стен существовал давно, но с приездом Бориса Петровича он в буквальном смысле расцвёл. Да что там сад!.. Город поменялся на глазах. С руководителем ботанической станции познакомились чуть ли не все жители города. Наверно, не было такого горожанина, кому Борис Петрович не помог бы в вопросах огородничества. В крепости выращивалось множество растений, были поставлены теплицы, была оранжерея, где учёный-агроном выводил новые сорта. К нему даже приезжали студенты-практиканты из Ленинграда. Борис Петрович частенько посещал школу, Нюра помнила его увлекательные беседы о любви к природе, значении ее в жизни человека, о выборе профессии. Говорят, он должен был ехать на какую-то конференцию в Москву за наградой, но начавшаяся война помешала этому.

   А в саду, по-прежнему, было чисто, ухожено, уютно. На всех дорожках лежал аккуратно посыпанный песочек, клумбы были хорошо обработаны, тонкие кустики благодарно загорались нежным светом первой весенней зелени.

  Борис Петрович выходил из теплицы, в руках, как обычно, держал маленький пастуший рожок - костяную трубочку, которую он, чтоб услышать собеседника, прикладывал к своему уху, поскольку с рождения плохо слышал.

   - Что же ты тут осталась, маленькая? - его взгляд выражал участие. Нюре нравился этот человек. Было в нём что-то бесконечно доброе, светлое, живое.

   - Почему с нашими не уехала? - продолжал Борис Петрович, поглаживая Нюру по голове как несмышлёного ребёнка. Хотя совсем не такая уж она и маленькая, просто - худенькая, роста невысокого, а на деле ей-то уже пятнадцать! Но всё же эта почти отеческая ласка была ей приятна.

   - Решили остаться, - твёрдо ответила девушка.

  Борис Петрович с видом сожаления покачал головой.

   - Что ж, вот тебе первое задание. Нужно срочно разобрать и рассортировать эти пакетики с семенами. Вот это здесь сделаешь, а вот этими можешь дома заняться, - он показал на кучки пакетиков, лежавшие на деревянном лотке в теплице. Нюра согласно кивнула.

  А в конце трудового дня, она получила от Бориса Петровича, как аванс, небольшой мешочек прошлогодней брюквы. И крепко прижимая его к груди, поспешила домой.

   Десять месяцев назад, в июле тысяча девятьсот сорок первого, город жутко бомбили. Горело всё, продовольственные склады, нефтебаза, а небо было скрыто смрадным чёрным дымом.

   В тот день они с мамой хоронили погибших советских солдат прямо на обочинах дорог. Нюра молча плакала, вглядываясь в потемневшие от копоти лица, прикрывая остатками разорванной одежды глубокие чернеющие раны. Совсем мальчишки и мужчины, годившиеся Нюре в отцы... Казалось, это просто нелепый муторный сон, и воины тоже спят, они просто устали после долгого тяжёлого боя; сейчас Нюра коснётся их рук, плеч, и солдаты проснутся, и снова встанут, и дадут отпор врагу, и будут жить...

   Раскалённое солнце пекло головы, косынка сползла на глаза, пот щипал лицо. Никто не вставал, и от этой оглушительной безысходности сжималось сердце, словно ладонь в боевой кулак. Не выдержав натиска боли и отчаяния Нюра громко разрыдалась, сгибаясь в тугой узел и касаясь локтями горячей земли. Мама присела рядом и обняла Нюру, не произнеся ни слова. Все было понятно и так. Обе думали об одном: об отце и муже. Он ушел на фронт сразу, когда началась война. И больше известий о нём семья не получала.