Два моих крыла - страница 14

В свою квартиру Людмила Александровна вошла как после свидания. Долго ходила взад-вперед по комнате, оставив у порога портфель. И все не могла начать жить домом. Обычно она сразу шла в ванную, долго и с удовольствием мылась, обдумывая, с чего начнет свой завтрашний рабочий день, кому позвонит, кому «хвоста накрутит». Потом приводила в порядок одежду и с сожалением вспоминала, что вот опять не купила в буфете такие мягкие булочки, а холодильник, как всегда, пуст. С убеждением, что «ужин она отдала врагу», ложилась спать, а утром все же находила, к своей великой радости, брикет каши, варила ее, а сама уже обдумывала в деталях план работы на день.

Времени ей постоянно не хватало. Дел становилось все больше и больше, а директор института почему-то все самые трудные проекты поручал именно ей. Она буквально прорастала заботами заказчиков — нефтяников, газодобытчиков, строителей. Каждый новый проект, за который бралась, считала самым главным и важным, и это так нравилось заказчикам. Нравилось и директору института.

После пуска газоперерабатывающего завода, построенного по ее проекту, она целый месяц пила валерьянку. Никто и не догадался, никому бы и в голову не пришло подумать о такой ее слабости! Сама-то она разве пожалуется? Пока жила напряжением стройки, не чувствовала усталости. Зато потом донимала бессонница. И не просто блажь не давала спать. Нет. Всю ночь перед ней плясал монолитный фундамент, который она решила усовершенствовать при разработке проекта для другого завода.

Сколько было за эти годы подобных проектов! Строители звали ее комиссаром, а сами так и норовили обходиться на планерках без нее. И все удивлялись: как она помнит все разметки в чертежах? Удивлялись то оригинальному устройству вентиляции, то замене стандартных кирпичных перегородок стеклоблоками, а сами по привычке все перекраивали по-своему. Людмила Александровна останавливала работы и ехала договариваться насчет этих стеклоблоков в Тюмень. Оказывалось, что это совсем-совсем просто, надо лишь убедить людей, а иногда и просто заинтересовать. Порой выяснялось, что нужный материал лежит на складе рядом, только из другого ведомства, и надо лишь переломить инерцию.

Это были ее будни, но в какой праздник превращались они для нее, когда новый объект начинал «дышать», и специалисты-дизайнеры любовались легкостью и изяществом, с какими защищала Людмила Александровна все свои проекты.

…Она вышла на балкон. Деловое движение города замерло. Ночь отодвинула заботы горожан до утра. Лишь владельцы собак выгуливали их в скверике напротив. Собаки деловито суетились, а их хозяева полусонно тянулись за ними по асфальтовым дорожкам, и Людмила Александровна подумала: еще неизвестно, кто кого выгуливает…

Она долго стояла на балконе. Воздух все свежее. Все тоньше запахи ночи, и тополь у дома замер, как монумент. Она вдруг обнаружила, что между ней и Надымом протянулась тоненькая ниточка, и ей жаль вот так сразу взять и порвать ее. Она все видела гудящий аэровокзал и того парня. Чем острей входили в нее запахи ночи, тем сильней сжимали сердце невидимые тиски.

Квартира ее устроена со вкусом. Скорее это комната-кабинет. Ничего лишнего. Если приходят гости, накрывает письменный стол. Но гости приходят редко. У всех семьи. Теперь вообще-то праздники стали проводить в кругу семьи, у телевизора. Понемногу и она привыкла не ходить к чужому телевизору, купила в рассрочку свой, цветной.

Есть у них в институте одиночки, как она. Собрались как-то в ресторан такой «одинокой» компанией. Выпили шампанского, съели дорогое рыбное ассорти — и заскучали. Потом оркестр заиграл, оживились. Самых молодых пригласили танцевать, а они, те, «кому за тридцать», сидели, ели холодный бифштекс. Ей было противно там, в ресторане. Кляла это безделье и дала себе слово больше никогда не ходить ни в какие рестораны. Потом ее еще не раз звали, деланно восхищаясь: «Тогда-то как здорово посидели!» А чего здорово? Ей было жаль себя, за напряженную спину, когда казалось: кто-то прожигает ее взглядом, кто-то молит обернуться, а обернешься — никого. И это злое одиночество на глазах у всех гораздо хуже одиночества в своей квартире, где ты хоть что-то значишь и что-то напоминает тебе о твоей значимости там, за пределами своего дома, на работе. И настенные часы с боем — свидетель твоей значимости. Их вручили ей за проект нового, облегченного фундамента. И этот светильник из корней вишневого дерева тоже частичка ее победы на далекой северной магистрали. А этот эстамп на стене ей сделал совсем молоденький прораб в благодарность за уроки на первой его стройке.