Двадцать три ступени вниз - страница 27

стр.

На этом посту легковесный Шванебах нанес тяжелый ущерб стране. Хотя, как отмечал Витте, «ни по своему положению, образованию или способностям Шванебах не имел для этого никаких оснований, он вмешивался в дела, до него не касающиеся и в которых он как будто не имел никакого понятия». Оказалось, и «касаются», и «понятие имеет» — в меру того, что нужно ему было для оказания услуг иностранным тайным службам. Тем более, что и должность контролера была не такой уж безобидной: она открывала ему доступ к разнообразным государственным секретам, он легко узнавал о проектах, закрытых обсуждениях, не подлежащих огласке решениях.

В то время (первое десятилетие века) представителем габсбургской империи был на берегах Невы барон фон Эренталь — сначала секретарь посольства, затем советник и, наконец, посол. Во всех трех качествах Эренталь поддерживал связи со Шванебахом. В Териоках, где находилась загородная резиденция Эренталя, Шванебах был наиболее частым из гостей. Как свидетельствовал впоследствии Витте, из рук Шванебаха Эренталь и получал наиболее ценную для Вены информацию об обстановке в России: «Посредством такой близости к Шванебаху Эренталь мог узнавать настоящее положение, в котором находилась тогда Россия».

Эренталю удалось таким образом наладить конвейер шпионских донесений, которые окончательно утвердили Вену в предположении, что «истощенная дальневосточной войной Россия не в состоянии вести на Западе «активную политику». Вывод (по словам Витте): «Пока Россия бессильна, другим странам следует устраивать свои дела и делишки».

Одним из таких «делишек» был захват габсбургской империей Боснии и Герцеговины. Дерзость, с какой Австрия решилась на эту агрессию, не в последнюю очередь, по мнению современников, объясняется шпионскими услугами, оказанными Вене Шванебахом. (Ему помогал в сборе и обработке информации для Эренталя некий Шелькинг, бывший секретарь царского посольства в Берлине, по выходе в отставку — сотрудник суворинского «Нового времени».)

После своего отозвания из Петербурга Эренталь занял в Вене пост министра иностранных дел. «Благодаря всем тем картам, — писал Витте, — которые раскрыли Эренталю в Петербурге г. Шванебах и его коллеги, Эренталь, вернувшись в Австрию, принялся распоряжаться так, как будто России не существовало».

Под конец посольской деятельности Эренталя, когда тот уже укладывал чемоданы, Шванебах явился к нему на териокскую виллу с «прощальной» докладной о внутреннем положении России, попросив по использовании переслать документ для сведения кайзеру. И в дальнейшем Шванебах поддерживал такие связи и с Эренталем, и с Вильгельмом II, продолжал посылать им информацию. Личной мечтой Шванебаха было — провести остаток своей жизни в фатерланде, в поместье на Рейне, что ему и удалось. Он сложил свои кости на кладбище небольшого прирейнского городка как раз к тому времени, когда в России вскрылась подноготная его поганой двойной жизни.

Живя в России, дыша ее воздухом, питаясь ее хлебом, Нейгардты, Будберги и Шванебахи оставались чуждыми и стране, и ее людям. И без того неприглядное ремесло ландскнехтов они до конца опохабили, преступив его стародавний закон: кто платит, тому служишь. Плату принимали у одного, служили другому, какового служения образчик и показал Шванебах. Холодным, безразличным взглядом озирали они гигантскую панораму народных лишений и страданий, в значительной степени их же соучастием вызванных. И если случалось им произнести слово, оно было не словом сожаления или доброжелательства, а призывом к еще большей жестокости, к еще более безжалостному воздействию на чернь голодом и кнутом.

Шванебах и был в своем роде олицетворением идеалов и методов придворной немецкой партии, образцом ее одновременного служения и нашим, и вашим.

Глицериновые слезы

В новелле Курта Тухольского разбитной бродяга обещает шписсбюргерам швабского городишка подсветить башню святой Терезии лучом мощного прожектора. На поверку же у хвастуна оказывается лишь карманный фонарик, да и в том села батарейка.

Георг Шредер и некоторые другие представители демохристианской историко-политической мысли, вознамерившись бросить луч света на прошлое русско-германских отношений и связей, уподобились швабскому хвастунишке: фонарик с иссякшей батарейкой ничего осветить не может.