Двадцатый век. Изгнанники: Пятикнижие Исааково. Вдали от Толедо. Прощай, Шанхай! - страница 53
«Уважаемые товарищи и коллеги железнодорожники! Благодарю вас за ваши теплые слова в мой адрес. Благодарю и за орден — высокую награду по поводу моей полувековой верной службы на станции Дрогобыч, прошедшей с молотком на длинной рукояти в руках. Но сейчас, перед выходом на пенсию, прошу вас, дорогие товарищи и коллеги, объясните мне — зачем это нужно: обстукивать колеса вагонов, какая кому от этого польза?»
Так вот, как я уже говорил, не слышно было ни стука молотка, ни гудков паровозов. Впервые за последние дни вокруг стояла такая тишина, будто паровоз уехал, оставив вагоны в каком-то бездонном туннеле. И лишь на рассвете, когда серый свет просочился через отдушины, завизжали-заскрипели откатывающиеся двери теплушек, и нам с непонятной грубостью криками было приказано покинуть вагоны. Нас окружал сосновый лес с переливами птичьих трелей — рельсы здесь кончались, упираясь в штабель деревянных шпал с двумя буферами. После затхлого воздуха теплушки в первый миг мне показалось, что по недоразумению мы оказались в германском раю: пахло смолой и влажной землей, сквозь ветки, высоко вверху, в утреннем тумане дымовыми снопами струились солнечные лучи, а в них в сумасшедшем хороводе вертелись миллионы мошек. Совершенно мирная картина, даже я бы сказал, курортная, если б не солдаты с собаками на поводке и беленые известью деревянные доски для объявлений с приказами — довольно разнообразными, но с двумя повсеместно повторяющимися словами: «штренг ферботен», что означает «строго запрещается». Со временем, когда я лучше узнаю своих новых соотечественников, немцев, то пойму, насколько нежно, я бы даже сказал — сладострастно привязаны они к этому словечку «ферботен», а определение «штренг» воздействует на них дисциплинирующе: как щелчок замка или наручников. На всех досках для объявлений был по шаблону нарисован череп со скрещенными костями, что вызвало у меня ностальгические воспоминания о юношеских годах, проведенных с капитаном Морганом на острове Тортуга — но здесь, разумеется, речь шла не о пиратских флагах, йо-хо-хо и бутылке рома, а о заминированных полях и стрельбе без предупреждения при определенных, точно указанных обстоятельствах. Наше хвойное окружение состояло из очень высоких рыжеватых сосен, с тщательно обрезанными — почти до самых верхушек — ветками. И лишь на самом верху темнели зеленые шапки деревьев — будто лес прошел спецподготовку в казарме, потому что здесь, в отличие от нашей прикарпатской вольницы и бесшабашности, все деревья были одной высоты, выстроенные в ровные шеренги, и ни одно из них не выступало ни на полшага вперед, ни одно не выпячивало живот или зад. Это умиротворяющее ощущение порядка усиливал тот факт, что у каждого дерева были нашивки, вырезанные на коре в форме рыбьего хребта с ребрами, напоминающие нашивки на рукавах наших советских офицеров и комиссаров до восстановления самодержавных офицерских погон и отмены «Интернационала». Но это уже другая тема. Вскоре я узнаю, что небольшие глиняные чаши под каждой из лейтенантских, а может, даже фельдмаршальских нашивок на соснах предназначены для сбора смолы, из которой нам предстояло производить — это я сообщаю по секрету — скипидар для военных целей. А внимательно вглядевшись сквозь выстроившиеся на утреннюю поверку сосны, можно было вдали увидеть выстроенные в шахматном порядке бараки с маскировочными пятнами на крышах. Наверное, тебе не терпится узнать, куда же мы прибыли? Сообщаю: это место находилось где-то в Бранденбургских лесах и носило таинственное название «спецобъект А-17».
И вот мы стоим, построившись в две шеренги, — небритые, в мятой одежде, с соломинками в спутанных волосах — на квадратном широком плацу, окруженном зелеными бараками. Между зданиями — проходы вроде улочек с большими черными номерами, тщательно подметенные; за первым рядом бараков — второй, виднеются и крыши третьего ряда. В воздухе стоит ритмичный гул машин, свист токарных станков и еще какой-то техники. Кажется, что за бараками разлеглось какое-то храпящее допотопное чудовище, периодически прерывающее свой храп тяжелым вздохом. В пыльных стеклах длинного барака время от времени отражаются синие молнии электросварки.