Две книги о войне - страница 3
Сумасшедшая ночь!—говорит шофер.
Далеко впереди что-то маячит на дороге, и шофер вскоре останавливает машину.
Поперек шоссе стоит крытый брезентом грузовик, суетятся какие-то люди. Фары грузовика светят в заснеженный лес. Меж сосен виднеется человек в клетчатой курточке. Рядом с ним на снег брошена шуба. Человек бьет топором по мерзлой земле, а другой, в меховых рукавицах, выгребает куски земли из неглубокой ямы и отбрасывает в сторону.
Откуда вы? Куда? .. — спрашиваю я, выходя из кабины.
Ко мне подходит старик с накинутым на плечи цветастым ковром.
Мы из Ленинграда, совсем запутались в этих местах, — говорит он. — Когда переезжали через Ладогу, внучек наш замерз на коленях матери. Он был тихий ребенок, мы не заметили, когда это случилось...
Откуда-то из мрака появляется старуха, закутанная одеялом.
Это сын мой, — говорит она, кивая на человека в клетчатой курточке. А тот, задыхаясь, все рубит каменистую землю. — Мы его всё упрашиваем добраться до какой-нибудь деревушки, там похоронить Юрика... Но он... вы видите... — Она беспомощно разводит руками и доверительно шепчет: — Он очень любит лес... Если вам приходилось бывать на выставках ленинградских художников, вы должны были заметить его зимние пейзажи, их нельзя не заметить...
Хотя я в своей жизни редко бывал на выставках, но среди сотен полотен художника очень четко представил себе самую удивительную из них — этот ночной, молчаливый и занесенный снегом лес, в котором он, художник, в мерзлой каменистой земле вырубает могилу для сына...
Нераскрытый секрет
Хотя о моей поездке в Ленинград почти никто не знал, однако с утра ко мне началось паломничество ленинградцев из ближайших частей. Они робко спрашивали, не возьму ли я для передачи письмо, и когда я соглашался, добавляли:
И небольшую посылочку!..
Насчет посылок я посоветовался с шофером. Тот наотрез отказался.
И я стал брать только письма. Я подумал: «Если и не удастся разнести по адресам, я опущу их в почтовый ящик. Почта-то, наверное, там работает!» Взял я и две крохотные посылки. В одной было три плитки шоколада, в другой — лекарство.
Вечером, за несколько часов до отъезда, я лег отдохнуть.
Вскоре ко мне постучались.
Войдите! — крикнул я.
В облаке пара в землянку вошел невысокого роста боец с опушенным инеем лицом. Он долго переступал с ноги на ногу, не зная, с чего начать разговор...
Вы ко мне по делу? — спросил я, вставая с койки.
Да я хотел просить вас взять письмо и небольшую посылочку... У меня в Ленинграде мать-старуха и братик Вася...
Солдат вытащил из карманов закопченного полушубка две бутылки и поставил их на мой шаткий стол.
Я взял бутылки, посмотрел их на свет.
Цыплята?
Вы почти угадали, — грустно ответил боец. — Вороны!
Каким же образом вам удалось вогнать их в бутылки?
О, это мой секрет!.. Заметьте, вороны общипанные, потрошеные, но совсем целые. И бутылки совсем целые! Секрет я открою, когда вы вернетесь.
Я снова посмотрел бутылки на свет.
Вы никогда не ели вороньего мяса? — спросил боец. — Тогда не отличите от куриного! Привезите только малокалиберное ружье из Ленинграда. Там оно
Невыдуманные рассказы о войне
ничего не стоит, а здесь за него просят большие тысячи.
Но где вы тут на фронте находите ворон?
Так я же разведчик! — Боец широко улыбнулся, и на этот раз его лицо показалось мне и юным и озорным. — После удачного поиска наш лейтенант всегда разрешает на денек съездить в тыл, пострелять ворон... У него тоже в Ленинграде семья...
Посылка была столь необычная, что я взял бутылки и спрятал их в вещевой мешок.
Пожелав мне счастливого пути, солдат ушел в ледяную ночь. Было тридцать три градуса ниже нуля. Идти ему к себе в часть надо было больше двадцати километров. /•
Спать я уже не мог... Даже в напряженном переезде через Ладожское озеро, где в снегах чернели разбитые вражескими авиабомбами грузовики, виднелись раскиданные ящики и мешки с продуктами, а порой и замерзшие люди, я все думал о бойце и его диковинной посылке...
Приехав в осажденный Ленинград, я к концу дня пошел на Советскую улицу, где жили родные моего разведчика.