Две коровы и фургон дури - страница 24

— Ну и когда же пойдет дождь?

Я покачал головой.

— Плохо, наверное, для вас, фермеров!

Я кивнул.

— А теперь и шлангами поливать запретили. Как же вы справляетесь-то?

Я передернул плечами:

— Сложновато.

— Еще бы!

Когда мы добрались до соседней деревни — Столи, — я попросил высадить меня и оставшуюся часть пути до фермы прошел пешком. Я шел медленно, тщательно обходя рытвины и камни, а когда пришел, застал мистера Эванса в сарае. Старик слез с горы душистого сена, вытер руки о штаны, крепко хлопнул ими и сказал:

— Прости, что не поверил тебе, парень. Наверное, ты чуть не умер со страху там, в лесу.

— Да ладно, — сказал я. — Все в порядке.

— А что говорят в участке?

— Они меня допрашивали. Часа два, не меньше, никак не могли остановиться. У меня голова разболелась.

— Они знают, кто это был?

— По-моему, да.

— А кто это сделал?

Я пожал плечами.

— А вы туда ходили? — Я кивнул в сторону леса.

— Нет, они приказали мне туда не соваться пару дней. Похоже, они еще надеются найти улики — следы там всякие и так далее.

— Ну да, им же нужны улики.

— А тебе, парень, нужен хороший, крепкий сон. Ты едва на ногах держишься.

— Да, это точно.

— Давай отсыпайся, поможешь мне в вечернюю дойку.

— Спасибо.

— Тебе что-нибудь принести? Может, чаю? Бутерброд?

Я покачал головой:

— Спасибо, у меня все есть, правда.

И я направился к трейлеру. Из дверного проема обдавало жаром. Я налил себе стакан воды, залпом выпил, лег, закрыл глаза и попытался заснуть. Сон пришел не сразу, но потом навалился на меня так тяжело, что я крепко проспал почти шесть часов. Когда я открыл глаза, то на секунду застыл в одном из мгновений отключенности от жизни, от всего окружающего, от чувств, воспоминаний и мыслей. В следующий миг все это нахлынуло на меня, и я рывком сел в кровати. Первое, что вспомнилось, был лысый чувак с блеклыми глазами — полицейский, блин, который еще неделю назад проводил инспекцию дури в парнике. Тот, кто знал повешенного, кто смотрел прямо перед собой, не оборачиваясь по сторонам, кто при разговоре все время дергал губами и тянул слова.

Это же рехнуться можно! Да не один раз, а миллион! Если стибрил кустик травы с подоконника у хиппи, тебе могут разок врезать. Но если украсть несколько сот кустов у продажного полицейского, да еще такого, чьи дружки повесили человека только потому, что заподозрили, что он их надул, тут уж и врежут, и отдубасят, и ногами измолотят, а потом приведут в исполнение смертный приговор. Дело-то известное.

Я умылся, переоделся и отправился к мистеру Эвансу. Он как раз выпускал последних коров из доильни.

— Ну что, выспался?

— Да, спасибо.

— Тебе получше, а?

— Да, гораздо лучше. — Я схватил швабру и ведро и принялся намывать пол.

— Оставь, я сам помою, — сказал мистер Эванс.

— Нет, позвольте мне. Мне надо чем-то заняться, — сказал я.

Я тер, поливал, отжимал и снова тер, и работа успокоила меня, настроение улучшилось. Паника и страх уползли куда-то и припарковались где-то снаружи сознания. Я почувствовал облегчение, будто чьи-то мягкие руки положили мне на лоб холодное полотенце. Но ненадолго — скоро страх вернулся. Мир казался ближе, чем когда-либо, плотный и черный. Я закончил уборку, проводил мистера Эванса и стадо до пастбища, удостоверился, что все коровы благополучно принялись щипать траву, а затем оседлал свою «хонду» и отправился на поиски Спайка.

Вначале я остановился в «Глобусе», но там никто Спайка не видел. Я не хотел задерживаться, но попробуйте-ка уйти, когда вокруг собралась толпа любопытных! Все хотели знать, как я нашел повешенного, как выглядело его лицо, сломана ли шея, была ли у него повязка на глазах и связаны ли руки.

Слухи ширились и росли с каждой минутой: кто-то говорил, что мертвец — наркодилер из Бристоля, другие уверяли, что это лондонский гангстер, задолжавший своему боссу миллион фунтов. Барменша сказала, что ей совершенно не важно, кем именно был при жизни повешенный, мир только выиграл от того, что избавился от негодяя вроде него, а самое неприятное в этой истории, что такие люди, как я, оказались во все это втянуты. «На вот. — Она протянула мне пинту сидра. — Угощаю. Выпей и выкинь всю это пакость из головы».