Двенадцать звезд - страница 39
На ночлег Азраиль остановился в небольшой лощинке между скалами. Чтобы лошадь не убежала, пока он спит, маг обмотал повод вокруг скального выступа, а потом еще навалил сверху тяжелых камней. Затем осмотрел свое средство передвижения, из осторожности обойдя лошадь по широкой дуге.
Животное оказалось кобылой: бока и холка у нее были горячие и влажные, на удилах висели клочья пены. Кобыла еле заметно вздрагивала — Азраиль понадеялся, что от усталости, а не оттого, что вознамерилась сдохнуть, — и не обращала никакого внимания на своего нового хозяина. Маг пощупал ей пульс на шее: единственное, что он мог сделать. Сердце билось нормально, и Азраиль пожал плечами.
Наверное, чтобы лошадь хорошо отдохнула, неплохо бы снять с нее хотя бы седло. Но осмотрев сложное переплетение пряжек и ремней, маг передумал, побоявшись, что наутро не сможет вернуть седло в прежнее положение. Только ослабил подпругу: он видел, что днем так делали охтары, когда отряд остановился на привал. Кобыле бы не повредили ведро воды и мешок овса, но взять их было негде.
Как ни странно, сам Азраиль не чувствовал ни голода, ни жажды. Расстилая плащ, маг усмехнулся сам себе: подумать только, еще нынче утром мысль о подобном ночлеге повергла бы его в ужас! А сейчас он, избалованный удобствами, собирается обойтись без вечернего омовения и спать на песке, завернувшись в грязный плащ! И, главное, его это совершенно не огорчает. Даже усталость скорее приятна.
Уже укладываясь, Азраиль почувствовал боль в правой лопатке. Он сел и ощупал спину. На лопатке обнаружилась всего лишь царапина, ссадина. Даже ноги, и те от верховой езды болели сильнее. Закутываясь в плащ и устраиваясь поудобнее, маг снова улыбнулся. Ну и денек выдался! С этой мыслью он и уснул.
Проснулся Азраиль свежий и полный сил. Уже рассвело, но день обещал быть таким же хмурым, как и накануне. Он сел… и тут же повалился обратно на плащ: спина и ноги ныли немилосердно. Стиснув зубы, маг принялся растирать и разминать мышцы.
Встав и доковыляв до выхода из ложбинки, он первым делом отыскал глазами лошадь. Почуяв человека, та вскинула голову и испуганно, как показалось Азраилю, покосилась на него.
Песочная кобыла жива, здорова и никуда не делась. Умывания, бритья и завтрака не предвидится, так что можно отправляться в путь. Ах нет, надо сначала осмотреться…
Маг вернулся в свою песчаную ложбинку, опустился обратно на плащ, закрыл глаза и начал медленно и глубоко дышать. Внутри него что-то сопротивлялось — должно быть, память о голубом своде, ударившем его по лицу, — но маг преодолел себя и заставил темноту раскрыться перед внутренним взором.
Ощущение стремительного взлета… Туман постепенно расступается, и он начинает видеть. Но Темная Башня оказалась гораздо дальше, чем должна быть в Незримом мире, а Огненная Гора вообще маячила на самом пределе видимости, будто Мордор растянули, как шкуру на раме кожевенника. На самом деле, с упавшим сердцем понял Азраиль, это означает, что с исчезновением ритуального кинжала его собственные магические силы невосстановимо убыли: ведь расстояние, на которое видит маг в Незримом мире, определяется его, мага, силой. Азраиль перевел взгляд на окрестности: несколько темных пятен в округе — могильники перебитых орков, вроде того, где прятались они с Долгузагаром. Тусклый как река в сумерках Восточный тракт. А серые пустоши к югу от дороги, ведущей из лагеря зеленолесских нимри к Темной Башне, словно забрызгало побелкой: эльфийские дозоры и наверняка за ним! Преследователи еще далеко, конечно, но… маг сделал движение, будто сложил крылья, и упал обратно в тело.
Часов на шесть я их опережаю, прикидывал Азраиль, поднимаясь и подбирая с земли плащ. В любом случае, сегодня им меня не догнать.
Развалив каменную пирамиду и намотав повод на запястье, маг рискнул забраться в седло, не прибегая к колдовству. Получилось со второго раза: первый раз лошадь дернулась и попятилась, и Азраиль, с одной ногой в стремени, едва не упал.
Теперь надо поднять животину в галоп. Дергая за поводья, причмокивая и ударяя пятками в бока, всадник принудил ее тронуться с места. Но ему пришлось долго пинать лошадь, прежде чем та с шага перешла на мучительно тряскую рысь. Идти галопом она не желала никак, и Азраиль, стиснув зубы, наложил на кобылу чары подчинения. Она вздрогнула и наконец поскакала.