Двенадцатая интернациональная - страница 4

— Вам-то какое дело? Хватит, что Ковалев пилил, из-за него мог в самом деле опоздать.

— Вместе едем… Всем… дело… И потом… Я здесь старший. Объяснитесь… почему опоздали?..

— А я не опоздал. Слыхали, что Иванов сказал: чуть-чуть не считается.

Сидящий возле меня снова визгливо рассмеялся. Снаружи затягивало паровозный дым, вместе с ним залетали мелкие частицы неперегоревшего угля, сыпались на брюки и секли лицо; пришлось поднять раму, оставив небольшую щель.

— Ладно, — подумав, произнес Чебан. — Пускай… не считается… Только… вот чего, товарищи… Я… ваш респонсабль… ответственный то есть… За всю группу… за восемь душ… с собой… отвечаю… Сами знаете, перед кем… Пока не перейдем границу… Прошу уважить…

— Все, Семен, в порядке будет. Ты не расстраивайся, — положив большую руку на сплетенные пальцы Чебана, проговорил его седеющий сосед.

— Я к тому… никто меня не знает… Ты вот, Ганев… да вон Алеша-студент…

Последнее, очевидно, относилось ко мне, хотя мне пришлось бросить пражский Карлов университет еще десять лет назад на втором курсе историко-филологического. Однако я не опровергал Чебана, он явно нуждался в поддержке, а не в возражениях.

Поезд тем временем разошелся и бодро стучал колесами. Тук-тук-тук, — раздавалось впереди, тук-тук-тук, — тарахтело под нами, тук-тук-тук, — гремело сзади, тук-тук-тук, — доносилось еще раз и, неразборчиво громыхнув, затихало в отдалении. И сейчас же все начиналось сначала: «Des-ca-nońs! De-sa-viońs! pour-L’Espagńe: ré-pu-bli-caińe!»[5] — скандировал под вагонами металлический голос, без конца повторяя завязший в ушах лозунг.

— Что сегодня нового, кто скажет? — слабым тенором спросил тот, кого я не мог как следует рассмотреть: он помещался с моей стороны, между Дмитриевым и смешливым человечком, и тоже был небольшого роста.

— А чего тебе не терпится узнать? Приедем, сами увидим, — сказал Иванов.

— Пока доедем, многое может случиться.

— Уже случилось: Мадрид пал, — объявил Дмитриев.

— Мели, Емеля, твоя неделя, — небрежно бросил Иванов.

Чебан выпрямился.

— Как пал?.. Откудова… известно? — выкрикнул он и побагровел.

— В отеле у нас говорили.

— Говорили-говорили… Фашистская сорока… на хвосте принесла… а ты повторяешь… Не может того быть…

— Не пал, так сегодня или завтра падет. Радоваться тут нечему, но и особенно волноваться тоже. Мадрид не имеет ни малейшего стратегического значения. И как узел коммуникаций он уже не существует. Тактически же сдача его только выгодна. Во-первых, оборонять миллионный город не легко — его кормить надо, а пути снабжения перерезаны, поезда не ходят. Во-вторых, отход от Мадрида позволит сократить фронт. И притом не следует забывать, что части на Гвадарраме находятся под непрерывной угрозой, их мятежники отрезать могут. Возьмут Эскориал, и крышка!

— Замолчи!.. — со страданием в голосе прервал Чебан. — Ты… кто?

— Что значит кто? — Дмитриев усмехнулся. — Мичман.

— Военный специалист… и такие глупости… Уши вянут…

Ганев вторично положил успокаивающую руку на локоть Чебана.

— Какой он специалист, — вмешался Иванов. — Мичман Дырка он, по рюмочке специалист, это да. А, Троян?

Троян продолжал невозмутимо молчать. Как почти все, с кем приходилось встречаться в истекшие дни после того, как фашисты вошли в Толедо и освободили «узников Алькасара», я тоже считал падение Мадрида неминуемым. Положение города выглядело безнадежным, судя по газетам самого разного толка, за исключением «Юманите», но ее деланная бодрость не обманывала, между строк и она осторожно подготавливала читателя к тяжелому удару. Да что «Юманите», если во вчерашней (недельной давности) «Правде» на первой странице бросался в глаза заголовок: «Бои на подступах к Мадриду», а в очередном фельетоне Мих. Кольцова хотя и вскользь, между прочим, но сказано: «…какова бы ни была судьба Мадрида…» Уж редакция «Правды» и Кольцов, они-то знали, что делали. Однако вопреки логике, сейчас я почему-то сочувствовал Чебану, а не Дмитриеву, и решил вмешаться:

— В вечерних газетах о падении Мадрида ничего нет. По вчерашним же сообщениям фашистов, им до предместий оставалось еще одиннадцать километров.