| И не этот ли инстинкт громко заявляет о себе в момент убийства, делая твердой руку, держащую пистолет или нож, и растягивая в улыбке губы отравителя? |
| There must be a something of the sort. | Мне кажется, все так и есть. |
| One thing we do know; once a man has killed, his inhibitions are destroyed. He has joined the alien clan, of which no member knows the other, and has set his face against the world. | Одно мы знаем наверняка: как только человек совершает убийство, в нем исчезают все сдерживающие центры, он вступает в клан, ни один из членов которого не знает другого, и становится врагом всего человечества. |
| Thereafter he is alone. | И с этого мгновения он один. |
| But I have found no answer. | Не знаю, права ли я в своих предположениях. |
| In our case I have looked back, searching for some variation from the normal, or some instinct of weakening or remorse. | Размышляя о нашем случае, пыталась отыскать какие-либо признаки слабости или отклонения от нормы, но безуспешно. |
| But I have found none. We know now that there were moments of terrific danger, when the whole murderous structure was about to collapse. But if there was panic then we have no evidence of it. | Сегодня мы знаем, что были мгновения, когда весь этот столь мастерски разработанный план убийства готов был рухнуть, однако, если убийца и испытывал в те минуты что-либо похожее на панику, нам об этом ничего неизвестно. |
| Each such emergency was met with diabolical ingenuity and cunning, and that cunning went even further. | Каждый раз, когда ему грозило разоблачение, преступника спасали ум и дьявольская изобретательность. |
| It provided in advance against every possible contingency of discovery. | Мы можем только догадываться, сколько часов он потратил на подготовку преступления. |
| What long hours went into that planning, that covering of every possible clue, we can only surmise; the meticulous surveying of this and that, the searching for any looseness in the whole criminal plan, the deliberate attempts to throw suspicion elsewhere. | Ведь ему надо было не только тщательно продумать весь план убийства, но и решить, как отвести от себя подозрения. |
| There must have been a real satisfaction toward the end, however, a false feeling of security, a rubbing of the hands and a certain complacency. | Вероятно, в конце он, считая себя в полной безопасности, испытывал даже некоторую гордость и удовлетворение. |
| And then suddenly the whole carefully woven fabric was destroyed. | И вдруг все рухнуло. |
| Strange and mysterious and bitter that must have been. | Думаю, для убийцы это было настоящим потрясением. |
| Everything provided against, and then at the last to be destroyed by a door, a thing of wood and paint with an ordinary tarnished brass knob. | Предусмотреть, казалось бы, все и в последний момент так нелепо опасаться из-за какой-то самой обычной покрытой масляной краской двери с потускневшей от времени медной шарообразной ручкой! От этого можно было сойти с ума. |
| Months had passed. | Ведь прошли уже месяцы. |
| Hundreds of hands had touched that knob in the interval; the door itself had been painted. And yet it solved our mystery and brought destruction to as diabolical and cunning a murderer as the records of crime will show. | За это время к ручке прикасались сотни раз, сама дверь была заново окрашена, и все же только благодаря ей один из самых ловких и жестких, судя по его преступлениям, убийц был разоблачен и наша тайна раскрыта. |
| As I have already intimated, I live alone, in the usual sense of the word. | Как вы уже, вероятно, догадались, собственной семьи у меня нет. |
| That is, I am more or less without family. A secretary, usually a young woman, and the customary servants form my household. | По существу, я живу одна, если, конечно, не считать очередной секретарши, обычно молодой женщины, и моих постоянных слуг. |
| And as the first crime occurred in this household it will be as well to outline it at once. | Начну сразу с них, так как именно один из тех, кто жил со мной в доме в то время, и стал первой жертвой преступника. |
| Outside of my secretary, Mary Martin, a young and very pretty girl, the establishment at the time of the disappearance of Sarah Gittings consisted of four servants: my butler, Joseph Holmes, who had been in my employ for many years, a respectable looking man of uncertain age, very quiet; my chauffeur, Robert White, who was not white, but a negro; the cook, Norah Moriarity, and Clara Jenkins, the housemaid. |