Дьявол Цивилизации - страница 12
— Ах ты дура! Да куда же тебя прет?! — изо всех сил упирался Гавриил Мефодьевич и наконец изловчился и, поборов неловкость, схватил ее в обхват за талию и посадил на землю. А сам все наблюдает за той, горящей… И вдруг увидел, как огонь сползает с нее, потом от комбинезона отделился огромный язык кипящего битума и сам собой втянулся в котел, а взамен из котла в руки Сони вернулся булыжник твердого битума…
— Все путем! Вот она, закономерность! Теперь вы, голубчики мои, пройдете курс наук без риска для жизни. Я вам покажу, как умирать! Жить надо! Милые вы мои! Жить! Это ж так прекрасно!..
Голубая Соня несколько раз судорожно рванулась и затихла.
— Ну вот… Так-то лучше… — отпустил ее Косенко и отечески погладил по руке. — Зачем же тебе, Сонечка, второй раз гибнуть? Ты уж прости меня… Из любви к твоей голубой жизни я допустил некоторое насилие…
А котел с битумом вдруг исчез, но вслед за ним истаяла и голубая Соня.
Гавриил Мефодьевич поискал глазами Сычикова.
— Подойди-ка сюда, Сычиков… Сейчас мы с тобой наглядно продемонстрируем твою возможность спасения.
Косенко крепко схватил Сычикова за обе руки, как-никак мужик, и крикнул:
— Вон, смотри! Любуйся на свой героизм…
Перед ними, как по мановению волшебной палочки, возникла часть перекрытия, исполосованная густой сетью стальной арматуры. Там и тут торчали толстые оребренные стержни стальных выпусков. В одном месте был виден аккуратный переходной мостик с перилами, а ближе к ним стоял живой Сычиков, изготовившийся для прыжка.
— Ну? И спрашивается? — возмутился Косенко, — Кто тебя просит прыгать, когда рядом такой живописный мостик?.. Во, смотри, экономишь время, соображаешь… Во! Изготовился, изловчился, прыгнул! Летишь!..
Тут голубой Сычиков рванулся вперед и поволок за собой Гавриила Мефодьевича.
— Не-э-эт! Врешь! Не уйдешь, — пыхтел Косенко, изо всех сил, рыча как бульдозер, потянул голубого парня назад. А тот, прыгнувший, вдруг завис и, удивленно поглядывая по сторонам, заскользил по траектории обратно на свое прежнее место.
— Вот так-то будет лучше… Убедился теперь, что зад твой точно был нацелен вон на тот торчащий прут арматуры?.. Ну, ладно… Я рад за тебя…
Потом Гавриил Мефодьевич спасал Шарапова, который по дурости своей влез не в свое дело, сжег в электрической дуге обе кисти рук, которые по этой причине отняты. И вместо того чтобы радоваться, что жив остался, он в дополнение к этому несчастью удумал броситься вниз головой с четвертого этажа медсанчасти. Тут уж Косенко никого не держал, то есть не хватал очередного голубого парня за руки. Он сиганул вслед за Шараповым в окно. Догнал его в воздухе, откуда-то взялись у него за спиной мощные крылья, несколько взмахов, и Гавриил Мефодьевич вернул Шарапова на место в палату, прочитав дополнительное наставление по технике безопасности.
Потом он боролся за жизнь Карпенко. Неожиданно превратившись в мощный винтокрыл с человеческой головой, он подхватил стеновую панель, которая должна была расплющить чальщика.
— Врешь! Не умрешь! — кричал он сквозь грохот винтов. — Жить надо! Жизнь так коротка и так прекрасна!..
В этой непрестанной борьбе за спасение голубых людей он не заметил, каким образом и когда вдруг оказался один. Сидел он на земле весь измятый, истомленный, измочаленный борьбой, волосы распатланы, кости ломило, будто по ним прошлись дубьем. С виду он был все такой же голубой, но смотрелся очень усталым и обиженным.
— Жалко мне вас… Жалко… — бурчал Гавриил Мефодьевич и вздохнул: — Господи! Жизнь ведь так хороша! Чего вам не живется?!
Косенко заплакал. Громко сморкаясь то с одной, то с другой ноздри прямо на голубую землю сновидения.
— Не огорчайтесь! — вдруг услышал он живой человеческий голос.
Перед ним стоял здоровый молодой парень и улыбался.
— Жизнь действительно прекрасна!
— Я тебя не знаю, парень…
— А я из жизни. Мы с вами встретимся…
Проснулся Гавриил Мефодьевич весь в слезах. Слезы натекли на подушку. Грудь еще по инерции содрогалась прерывистыми взрыдываниями. Косенко сел на кровати, зажег бра. Было семь утра. Он глубоко и сладко вздохнул, почувствовав некоторое облегчение. Но сердце еще учащенно колотилось, неся в себе памятное удивление благородной борьбе во сне за спасение голубых людей…