Ее звали Карма - страница 9

Выйдя из воды, Карма завернулась в шелковую простынь и взяла бутылек с маслом для притираний.

— Маланга, помоги мне, — попросила она негритянку, усаживаясь на ковер.

Женщина молча подошла к ней и, перебросив золотистые пряди на грудь, стала натирать ее спину и шею ароматным розовым маслом.

— У Кармы сегодня нет настроения? — заметила она.

— Мне страшно, Маланга.

— Что-то случилось?

— Вроде нет. Но душа места себе не находит.

— Это Боги разговаривают с Кармой, — таинственно проговорила женщина.

— Но я не слышу, что они говорят мне.

— Карма услышит, когда Маланга выйдет, и луна озарит ложе.

— Ты много знаешь, Маланга. А кто со мной будет говорить? Луна? — Карма обернулась, заглядывая в красные глаза негритянки.

— Нет. Луна только слуга Богов.

— А солнце?

— И солнце тоже.

— А какие Боги будут говорить со мной?

— Которых ты услышишь, — нараспев говорила негритянка.

— А видеть я их буду?

— Нет.

— Они не причинят мне вреда?

— Вред причиняют Боги, которых ты не слышишь и не чувствуешь. Они подкрадываются осторожно. А те, которых ты слышишь — друзья твои, твои покровители, твои ангелы. Они стучатся к Карме, желая говорить с ней. Предупреждают и о хорошем, и о плохом! Боги любят Карму.

— Откуда ты знаешь?

— Ты слушаешь их, делаешь, как они велят. Все любят послушных и верных. И Боги тоже, — Маланга закончила массировать ей плечи и спину и поднялась с ковра за одеждой.

— Спасибо тебе, Маланга. Ты помогаешь мне, хотя никто не принуждал тебя прислуживать мне… — Карма обняла женщину.

— Лучше ухаживать за Кармой, чем слоняться без дела по дворцу и умирать от скуки и обжорства, — сказала та, погладив своей черной рукой золотистую голову подопечной. — Торопись, скоро луна заглянет в гости… — добавила Маланга и вышла.

Карма задумалась, достала из-под подушки кинжал и направилась с ним к окну. Луна уже давно царствовала в ночном небе, но ее свет еще не падал на ложе. С моря дул свежий ветер. Девушка присела у окна, в который раз разглядывая свое оружие.

— О чем хотят поговорить со мной Боги? О, Берджу? Как бьется сердце! — она подняла глаза к звездам. — Боги, услышьте меня! Скажите, что ждет меня? Мне так тревожно…

В дверь постучали. Карма уже направилась открывать, как вдруг вспомнила про кинжал в руках. Положив его на подоконник за портьеру, она подошла к двери.

На пороге стоял Нури.

— Раджа? — испуганно проговорила девушка. — Зачем?…

— Не бойся меня. Бесспорно, Карма очень красива, но я пришел сюда не для того, чтобы насладиться ее белым телом.

— Тогда зачем? — уже спокойнее спросила она.

— Разве Карма не звала меня?

Та испытывающе посмотрела в его томные глаза. Да, они не источали ничего негативного, напротив, от них веяло теплом и покровительством.

От образовавшегося сквозняка портьера заколыхалась, и кинжал, соскользнув с подоконника, упал в клумбу.

— Нет, Карма не звала раджу, — твердо ответила она.

— Неправда.

А теперь эти большие черные глаза казались добрыми и жалостливыми. Девушка продолжала смотреть в них и молчать.

— Карма прогонит меня?

Та растерялась, не зная, что делать и говорить ей дальше. Она продолжала вглядываться в лицо Нури, пытаясь прочесть его тайные мысли. Но эти мысли не вызывали у нее тревоги.

— Не бойся, я не сделаю Карме ничего такого, чего она страшится, — тихо и спокойно произнес раджа.

Его голос был мягким и убаюкивающим. Нури говорил неторопливо, располагая к себе доверием, и вовсе не спешил войти внутрь. Благородство и мужественность ощущались в этом невысоком, хорошо сложенном молодом мужчине с удивительно глубоким, бездонным взглядом и густыми вьющимися волосами до плеч, слегка припорошенными сединой.

Карма отошла от двери в сторону, давая понять, что разрешает войти.

— Разве Махараджа не говорил, чем закончились ночные похождения предшественников раджи? — грустно проговорила она, закрывая дверь.

— Говорил… — вздохнул Нури, опустив голову.

— Так что же почтенный гость не внемлет предупреждению? Выходит, раджу интересует то же, что и других, — печально подытожила Карма. — Уходи, благородный господин. Сам уходи, пока есть возможность.

— А как же «плачущий разум» и «память, будоражащая сердце»?