Эктор де Сент-Эрмин. Части вторая и третья - страница 53

стр.

Сюркуф хотел было жестом помешать ему, но Рене не принял это во внимание и приписал:

«Пятьсот франков будут розданы мастеровым в качестве вознаграждения.

РЕНЕ,
матрос со "Штандарта"».

LXIII

ОПЕКУН

Карета доставила капитана Сюркуфа, матроса Рене и обеих сестер в «Отель иностранцев». Два часа спустя гостиничный слуга явился спросить Рене, угодно ли ему принять барышень де Сент-Эрмин у себя или же он поднимется к ним.

Рене подумал, что приличнее будет ему подняться к ним.

По возвращении к девушкам слуга доложил, что г-н Рене идет следом за ним. Девушки встретили молодого человека, пребывая в явном замешательстве.

— Полагаю, — с улыбкой промолвила Элен, — взять слово придется мне как старшей.

— Позвольте мне выразить удивление торжественностью такого начала, мадемуазель.

— Скорее надо было бы говорить о печали, нежели о торжественности, сударь: согласитесь, в положении двух осиротевших девушек, которые находятся в трех тысячах льё от родного края, везут с собой тело своего отца и должны проделать еще около тысячи или тысячи двухсот льё, нет ничего радостного.

— Вы сироты, это верно, — произнес Рене, — вам предстоит проделать еще тысячу льё, и это тоже верно, но у вас есть преданный и почтительный брат, который обещал заботиться о вас и будет неукоснительно держать свое слово. Я полагал само собой разумеющимся, что вы ни о чем более не тревожитесь и оставляете мне заботу о вашей безопасности.

— Именно так вы и поступали до сего времени, сударь, — сказала Элен, — но мы не вправе долее злоупотреблять исключительной добротой, которую вы выказывали вплоть до нынешнего дня.

— Я считал, что добился милости заботиться о вас вплоть до Рангуна, то есть до тех пор, пока вы не приедете в ваше поместье, и в соответствии с этим предпринял определенные шаги; но, если вам угодно отвергнуть опекуна, которого избрал для вас Сюркуф, я готов отказаться от этого почетного звания. Я был бы счастлив, будучи избранным, но буду в отчаянии, оказавшись навязанным.

— О господин Рене! — воскликнула Джейн.

— Разумеется, — перебила ее сестра, — мы будем счастливы ощущать себя под охраной человека, одновременно столь доброго, столь великодушного и столь отважного, но нам не подобает завладевать вами ради нашей пользы. Все, о чем мы просим вас, это рекомендовать нам капитана, который отбывает в Бирманское королевство: он доставит нас к тому месту на берегу, где мы сможем нанять вооруженную охрану, которая сопроводит нас до реки Пегу.

— Если вы и вправду предпочитаете этот вариант тому, что предлагаю вам я, мадемуазель, у меня нет никакого права настаивать, и с этой минуты, к моему большому сожалению, более того, к моей глубокой скорби, я отказываюсь от замысла, который обдумывал с того самого дня, как увидел вас, и который на протяжении двух месяцев обольщал меня счастливыми мечтами. Поразмышляйте; я дождусь ваших распоряжений и буду действовать в соответствии с ними.

Рене поднялся, взял шапку и приготовился откланяться обеим сестрам.

Но Джейн неосознанно, не отдавая отчета своим действиям, бросилась между ним и дверью.

— О, сударь, — промолвила она, — не дай нам Бог, чтобы вы считали нас неблагодарными и неспособными сознавать все то, что вы для нас уже сделали, и то, что вы еще намереваетесь сделать, но мы с сестрой несколько напуганы огромным количеством обязательств, которыми мы обременяем постороннего.

— Постороннего! — повторил Рене. — Вы более жестокосердны, чем ваша сестра, мадемуазель: она не отважилась произнести такое слово.

Но Джейн продолжала:

— Боже мой! Как же трудно юной девушке, совсем ребенку, за которого всегда думали отец и мать, выразить свое мнение! О, пусть даже после этого сестра будет бранить меня, но я не допущу, чтобы вы ушли от нас с таким дурным мнением о наших душах.

— Но, Джейн, — возразила Элен, — господину Рене прекрасно известно…

— Нет, Элен, нет, — прервала ее Джейн, — ничего господину Рене не известно; я прекрасно увидела это по тому, с каким видом он поднялся, чтобы попрощаться с нами, я прекрасно поняла это по его дрогнувшему голосу, когда он предложил нам встать под защиту кого-нибудь другого.