Элвис умер? - страница 9

стр.

Стук в дверь. Входит человек в чёрном.

КАПАБЛАНКА. Ферзь! Ферзь! Чёрный ферзь!!

ДОК. (Человеку в чёрном) Сними куртку! Сними куртку!

Человек снимает.

КАПАБЛАНКА. Доктор, как же?.. Как же так? Доктор! Я возьму вас с собой!

Человек вытаскивает Капабланку.

КАПАБЛАНКА. (За дверью) Возьму с собой! Возьму с собой!


За дверью толчки и крики. Пауза.


Доктор выключает магнитофон. Перекручивает плёнку. Включает. Звучит песня Элвиса. Выключает музыку. Подходит к шахматной доске, смахивает фигуры. Темнота.


Картина четвёртая.


Та же комната. В комнате доктор и пожилая дама неопределённого возраста за семьдесят. На ней старое рваное платье в пол из блестящей парчи и бархата. Руки, плечи открыты. Она поправляет платье.


АНАСТАСИЯ. Сколько мужчин в своё время мечтали затянуть мне корсет. А некоторые и сейчас мечтают.(Кокетливо улыбается беззубым ртом)Доктор, вы мне очень нравитесь. С вами я вспоминаю свою молодость.

ДОК. О чём вы хотели говорить?

АНАСТАСИЯ. Вы здесь живёте?

ДОК. Да, иногда.

АНАСТАСИЯ. Боже мой. (оглядывается). А вас то тут за что?

ДОК. Давайте уже о своём прошлом, или что там у вас.

АНАСТАСИЯ. О прошлом? Не дождётесь. О нём все знают больше чем я. Они так думают. Знают когда я родилась. Какой я была артистичной девочкой. Как потом расстреляли мою семью. И как я попала за границу. А сейчас все трендят, что я самозванка. А кто ваш прадед? Граф Клубицкий?

ДОК. Нет.

Старуха подходит к доктору близко, наклоняется к его лицу. Она проводит трясущемся пальцем по лбу, носу, подбородку. Доктор резко отодвигается…

АНАСТАСИЯ. Один профиль. (Пауза). Кажется корсет давит.

ДОК. Не ваш размер.

АНАСТАСИЯ. Раньше к нам было совсем другое отношение. Когда мы с сёстрами выходили в свет, у всех кавалеров сперало дыхание, и поджилки тряслись. А сейчас, даже вам, доктор, я неприятна. Старая изношенная рухлядь, как это платье. А я не рухлядь!

ДОК. Никто и не говорил.

АНАСТАСИЯ. А если и рухлядь, то особая! Историческая рухлядь! Государственная, российская рухлядь! И я требую! Требую к себе соответствующего этой рухляди отношения! (Пауза).

Да, я знаю, что я в бегах. Меня до сих пор преследуют, и вы спасаете Россию в этих стенах.(оглядывается) Но чтобы так сразу, из князи в грязи! А я хочу есть!

Пауза.

ДОК. Но… Вот, если хотите, тут что-то оставалось.

АНАСТАСИЯ. Что?

ДОК. Картошка с чем-то тут…

АНАСТАСИЯ. А у меня уже ничего не осталось! Зубов даже не осталось. Никакого терпения! Сегодня нас кормили овсяной кашей. Холодный блин без сахара. А вчера? Спросите. Меня спросите, «А вчера?».

ДОК. Ну, а вчера?

АНАСТАСИЯ. Вчера?! Той же кашей. Только она, конечно, была свежее. А позавчера?

ДОК. Наверно совсем свежая?

АНАСТАСИЯ. Если на завтрак дают кукурузу, горошек и селёдку, то в обед точно будет суп из кукурузы и горошка.

ДОК. И селёдки.

АНАСТАСИЯ. Нет, селёдку счищают на ужин. А как ко мне обращаются? «Эй, озабоченная бабка!» а что я сделаю, если наш мед брат один в один граф Трубецкой. Душе то, доктор, не запретишь, она всегда молодая. И это обращение к нашей интеллигенции. Нас всегда зажимали в России. Если бы вернуть то время… А сейчас кому я нужна со своей историей. Но вы же будете убиваться, как я умру! Все будете убиваться, что не почитали за честь смотреть на меня, говорить со мной, дотрагиваться до меня. (Хватает его за руку, прижимает к себе). Кормить меня! (Он одёргивает свою руку).

Я требую! Пишите!

Он берёт со стола бумагу. Пишет.

АНАСТАСИЯ. Я, Романова Анастасия Николаевна, дочь российского императора Николая второго и Александры ……..

Требую! (Пауза). Пятиразового питания! Шестиразового! Плюс вечернее вино с шоколадом и фруктами. И с компотом. И с пирогом из яблок. И … Требую лирических вечеров! Музыка, пение это у меня в крови. Прошу выделить время на занятия изящными искусствами. Я ещё с детства увлекалась живописью. Балет тоже не помешает. Смотрите какая осанка. Требую в партнёры молодых мужчин и юношей с благородными чертами лица, и обходительными манерами. Об-хо-ди-тель-ны-ми. Написали?

ДОК. Всё?

АНАСТАСИЯ. Нет, не всё. Я требую, чтобы меня любили! Чтобы заботились обо мне. Чтобы поворачивали тапочки в другую сторону, как я лягу, чтобы мне было удобно их утром одевать. Чтобы ночью накрывали меня одеялом. Прикрывали форточку, чтобы мне не дуло. Гладили по голове, когда проснусь от страшного сна. Чтобы расчёсывали мне волосы, и плакали, находя ещё один седой волос. Целовали, и любили их больше, чем те золотые. Чтобы боялись со мной расстаться даже на пару часов. Чтобы улыбались и тосковали, вспоминая обо мне. Хоть когда-нибудь. Я требую, требую, требую.