Entre dos tierras - страница 12

Теряя последние остатки самообладания, Алекс упал в снег, обхватив грудь руками. Крис, напрягая силы, практически дотащил Охотника до крыльца. Морозный воздух обжигал руки и горло, но это было не важно. А теперь — передохнуть секунду, две, и бежать, бежать в дом за обезболивающим. Крис чувствовал, как сердце пытается сбиться с ритма, и всё никак не может сорваться в пропасть с этих верхних отметок пульса за сотню ударов в минуту. Ибо ещё ни разу за два месяца он не видел, чтобы Алексу было так плохо.

— Сто-о-ой, — застонал Алекс, уцепившись за запястье друга. Крис подавил вскрик. Да, у него низкий болевой порог, а Алекс всегда теряет контроль над своей силой в такие моменты.

— Я принесу анальгетик… — шепчет Крис, обнимая друга за плечи.

— Нет. Не надо, — выталкиваешь ты из себя слово за словом через туман боли, пожар в груди и сцепленные зубы. — Его Олеся привезла. Там по счёту. Она сказала, что хватит. До конца. Не верю. Но ты должен увидеть. Меня. Таким. Если не сможешь, уходи. Насовсем. Два месяца… и так много.

— Я уже выбрал, Охотник, — голос Овера становится далёким до ужаса и словно идёт изнутри, так что не понять уже — слышишь ты это или придумываешь сам.

— Почему. Ты. Остался. Со мной? — последнее усилие. — Только. Из-за этой. Др-р-ряни. В груди?

Память подсказывает, что Крис уезжал на неделю. Сразу, как только ты пришел в себя после той страшной потери крови. Он вернулся грустный, но решительный. И с седой прядью на виске. Но он ничего тебе не рассказал, просто был рядом всё это время. Впрочем, следом перед глазами появляются и яркие картинки со дня свадьбы Маши и Хидео: беспощадные слова Линды, сбитое дыхание Криса…

— Я протянул тебе руку, когда ещё ничего о ней не знал, — говорит Кристиан твердо, заглядывая другу в глаза. — Просто помни об этом…

Боль сжалась до маленькой точки и замерла. Обратный отсчёт таймера внутри. Пять. Четыре. Медный привкус крови из дёсен. Три. Два.

— Я люблю тебя, Овер, — выдохнул Охотник.

Всё, больше нет сил держать себя в руках. Но уже и не страшно. Можно кричать во весь голос — в этой глуши разве что ели качнут верхушками да сорвётся со скалы чайка. Можно зарыться с головой в снег — на долю мгновения остудить этот жар. Можно стать беспомощным и раненым зверем метаться в руках Овера. Он выдержит, а, значит, выдержу и я. Назло медицинским картам, назло Олесе, назло тебе, зараза. Потому что даже если б не было тебя, Овер всё равно остался бы рядом.

Только меньше было бы этой полынной горечи во рту…

Президент Восточно-Европейского сектора рассеянно листал в воздухе полупрозрачные страницы настольного календаря, небрежными движениями руки прокручивая проекции одну за другой. Если немного согнуть палец, под обозначением даты вылетало золочёное окошко короткой исторической справки о праздниках далёкого и не очень прошлого. Февраль едва начался, но, задумавшись, Президент забыл затормозить прокрутку и улетел к самому концу месяца, где был обозначен «День воинской славы, бывш. День защитника отечества».

Хм, так и до гаданий дойти недолго. А что ещё остаётся, когда в стране импорт снова превышает экспорт, в освоении Солнечной системы мы настолько отстаём, что русский язык уже давно не считается официальным языком космоса, а в умах граждан полный разброд, так что о высоком национальном духе и говорить не приходится…

Следовало бы думать о новой стратегии, назначить внеочередное совещание членов Правительства, но мысли Президента помимо желания соскользнули с общего на частное, с настоящего в прошлое, в те дни, когда воспитатель в детском саду выстраивал свою группу по росту. Маленький будущий Президент вытягивался на мысках, как мог, учился гордо вскидывать голову, и однажды настал тот торжественный день, когда в строю слева от него оказалась пустота, а лица ребят по команде воспитателя обратились к нему. Но мало оказалось получить звание Первого. Неограниченные права предполагали и наличие многочисленных обязанностей по сохранению статуса, а главной заповедью отныне было: «не позволяй никому оказаться на шаг впереди тебя и прикрывай тылы». А какое тут, если Тот, другой, всё время идёт параллельным курсом, вполоборота глядя на него, Президента крупнейшей европейской державы, с лёгкой усмешкой откровенного превосходства, словно снимая у него с языка ещё не сформулированные приказы, так, что если утром главе Восточно-Европейского сектора приходила новая мысль по спасению завязшей в кризисе родины, то к вечеру она уже получала противодействие там, за океаном. Паранойя Президента зашкаливала, и он убрал из своего окружения всех мало-мальски ненадёжных людей, но факт оставался фактом, и если уж он собрался гадать на календаре, то можно на секунду и поверить в то, что его, Президента, мозг каким-то неведомым образом стал открытой книгой для этого наглеца, который мало того, что ворует чужие идеи, так ещё и мешает их автору воплотить задуманное.