Entre dos tierras - страница 19

Но сейчас, пожалуй, самое время попробовать.

Пара щелчков пальцами — и умная система вывела на экран аккаунт Киры, инициируя видеозвонок. Спустя пару секунд на мониторе возникло её чуть заспанное лицо.

— О, Лин, здорово, — улыбнулась девочка.

— Разбудил? — встревожился Лин.

— Неа, — Кира улыбнулась ещё шире. — Рассказывай, чего там у тебя?

Лин набрал воздуха в грудь, зажмурился и единым махом выпалил:

— Ты вот как считаешь: если человек живёт где-нибудь со своим другом, о котором он заботится, но при этом он продолжает любить и свою семью, то он кто? И чего он заслуживает?

Кира присвистнула, и свист эхом отразился от высокого потолка в комнате Лина.

— Он тот ещё канатоходец, ёлки-палки, — ответила, наконец, девочка. — И в спину его толкать уж полюбас нельзя: всё посыпется. Лин, я тащусь с твоих логических задачек по кибернетике, но сейчас-то мы не в школе. Говори как есть.

Лин отвернулся от экрана, крутанувшись в коляске, поднял с пола квадрокоптер и запустил прямо посреди комнаты. Новый девайс гарантированно отвлечёт Киру. Не показывать же ей свои слёзы, пусть они и от радости.

— Спасибо, Кира, — наконец выдавил из себя мальчик. — А теперь пошли гулять. Я зайду за тобой через полчаса, устроим этой штуке тест-драйв во дворе.

Линия жизни на правой ладони Линды расходилась надвое так же, как у Кристиана на обеих, и юной девушкой она считала это знаком их фантастического совпадения. Увы. События последнего года показали истинный смысл этой отметки на руке.

Что она сделала не так, если сейчас близкие люди один за другим покидают уютное гнездо, созданное богиней с огромной любовью и тщанием? Чего им не хватает?

Темноглазый Хидео, похитивший Марию, оставался для Линды настолько непостижимым, что помимо желания она в очередной раз переключилась на привычное сравнение себя с Кирой. Память коварно подбросила затёртые до дыр джинсы, полное отсутствие косметики, тяжёлую музыку в наушниках, котёнка за пазухой, которого Кира и Лин не постеснялись притащить с улицы в квартиру, ранним утром отдраенную Линдой почти до полной стерильности.

Но дело было в другом. С приходом Киры изменился сам Лин. Он стал упрям, скрытен, болезненно реагировал на любое замечание матери, а чаще просто замыкался в себе и молчал, опаляя её огнём своих серых глаз… Совсем как, бывало, делал его отец, поймав залётный ветер неизведанных путей, когда понимал, что дорога ждёт лёгкого касания его ног, а Линда не хочет идти следом.

У Лина появился человек, ради которого он просыпался утром.

И того, что этим человеком стала уже не родная мать, Линда не могла простить Кире.

Сравнения шли по нарастающей. Дальше следовал Алекс.

Полная противоположность Линды, за исключением пары случайных совпадений, от наличия которых было ещё больнее. В самом начале, на грани отчаяния, Линда изводила себя мыслью, вернулся бы к ней Крис, если бы у неё, допустим, тоже обнаружили рак. Она перечитала от корки до корки историю болезни Алекса, которую притащила ей Олеся, ещё одна жертва этой чёртовой Ладоги. В безумной надежде найти что-нибудь подобное Линда прошла кучу обследований, но её коллега откомментировал результат одной фразой: «Многим молодым бы твои показатели!»

А может быть, гори оно всё огнём? Что, если шагнуть чуть в сторону, а лучше — упасть наземь, сменив точку обзора? Можно быть пассивной жертвой и мучиться от боли, глядя в спины тех, ради кого положил половину жизни, а они уходят, не обернувшись. А можно, наконец, сбросить с себя провонявшую потом сбрую с надписью «Должна» и «Надо», гордо поднять голову и взглянуть по сторонам, на втором дыхании упиваясь позабытым ароматом свободы.

И, то ли непостижимым образом жизнь сама синхронизировала две одиноких волны, конвертируя их в общую волну горького взаимопонимания, а затем взаимного интереса, но к концу апреля отправителем доброй половины входящих сообщений в телефоне Линды стал значиться не Крис Вебер, а Рафаэль Гарсиа Дуарте.

По осени тополь перед окнами квартиры Рафаэля нещадно обрезали, оставляя короткий обрубок, но каждую весну несчастное дерево неизменно находило в себе силы выстрелить острыми лучами молодых побегов в лазоревую синь весенних небес, торжествующе разворачивая свежие клейкие листья. Жизнь продолжалась, и солнечным апрельским утром Рафаэль решился.