Entre dos tierras - страница 20

— Не оставляй меня больше, Линда.

Фразу «выходи за меня» Рафаэль не мог себе позволить, ибо эти святые слова остались навек предназначенными для Николь — той единственной, которая в начале года покинула его, оставив один на один с горькой правдой и запоздалым чувством вины. Но разжечь новый огонь, чтобы согреть озябшие руки брошенной богини, Санти был ещё в состоянии.

Где-то далеко, за горизонтом мегаполиса, от взлётной полосы оторвался трансатлантический лайнер и серебристой стрелой ушёл в небеса. В тот момент, когда самолёт прочертил в небе тонкую белую дорожку, фоном пересекающую тонкие ветви тополя, Линда тихо откликнулась:

— Не оставлю, Рафаэль.

Отлично. Одинокая аргентинская рыбка попалась на крючок. Линда благожелательно кивнула Рафаэлю и отвернулась к широкому окну, пряча за идеально выверенной улыбкой лик торжествующей богини, которой принесли долгожданные дары. Ты ещё не раз пожалеешь, что отказался от меня, Крис.

Настроение у вице-президента Еврокосмоса было испорчено с самого утра. Голос руководителя проекта «Аэлита» откровенно дрожал, когда тот осмелился сообщить, что долгожданные испытания новых фотонных двигателей вновь откладываются, на этот раз из-за явления представителей летучего отряда Православных активистов, которые ворвались в лабораторию, неся на устах слово Божие, а в руках — вёдра со святой водой, которой они и не замедлили щедро окропить всю электронику, дабы та работала исправно и богоугодно во веки веков.

Вице-президент едва сумел подавить утробное рычание в горле. Рычание предназначалось, конечно же, не докладчику, а церковникам, но высказываться на эту тему вслух было весьма рискованно, хотя оба собеседника, каждый из которых был по-своему влюблён в космос, поняли бы друг друга и без слов.

Правда, помимо вышеописанного повода была ещё и истинная причина, благодаря которой кипучая деятельность по созданию межпланетного корабля медленно, но верно начала сходить на нет, несмотря на более чем щедрое финансирование со стороны государства. Лучшие умы Восточно-Европейского сектора уже давно стали гражданами других стран, и влекло их туда отнюдь не одно только желание зарабатывать. Призрачный дух свободы, комната в двадцать квадратных метров вместо комнаты в десять — и человек преображался, ибо теперь ему было где раскрыть свои крылья. Нам всем нужна комната с диагональю в размах крыльев и окно с видом на рассвет… Так, по крайней мере, выражался в беседе с вице-президентом Еврокосмоса его сосед по даче, кандидат философских наук в вечном латентном запое.

Как бы там не было, в «Аэлите» начался застой, и нужен был ветер извне, нужна была свежая кровь, чтобы вернуть угасающий проект к жизни.

В последний день апреля матушка-природа решила, что её миссия по превращению берегов Ладоги в непролазную топь выполнена успешно. Дождь разной степени лёгкости, ливший почти без передышек две недели, ушёл на запад, а клонящееся к закату солнце позолотило голые верхушки деревьев и неспокойное озеро.

Алекс стоял на крыльце, прикрыв глаза и прислонясь спиной к балясине. Внутри тоскливо подвывала зараза, пребывая в полной нерешительности, — то ли пойти в атаку, то ли заныкаться поглубже. За распахнутой настежь входной дверью Крис разговаривал по телефону. Судя по спокойным интонациям и отсутствию надрыва — с Шанкаром и на вполне мирные темы. В добрый час, Овер. Тебе легко, значит, и мне не так уж плохо.

Но одно не давало Охотнику покоя. И имя этому было «Линда».

Она появлялась на грани сознания всегда внезапно, то ангелом, готовым пожертвовать собой ради Криса на заброшенном вокзале двадцать лет назад, то злобной фурией, в лицо говорящей смертельно справедливые оскорбления. Она даже стала его ночным кошмаром наряду с провалами в лестничных пролётах и несущимся флаером с отказавшим двигателем.

Пугало другое…

Охотник тихо хмыкнул. Он отнюдь не ребёнок, ему даже не двадцать с небольшим, чтоб глупо ревновать Криса к той богине, с которой он прожил всю жизнь. Ревность предполагала бы наличие у него прав на Овера, сейчас или тогда… Их не было, нет, и не будет. Он, Охотник, так решил. И пускай сбудется одна из притч царя Соломона про дитя и двух матерей: он не согласится на половину Овера, не даст его разрубить пополам, а просто отойдёт в сторону, если потребуется спасти его и другого способа не будет.