Эпиталама - страница 12
— Там есть просто прекрасные картины, — сказала госпожа Видар, желая угодить господину Катрфажу, чью неприязнь к себе она не могла преодолеть в течение вот уже шести лет.
Госпожа Видар, потерявшая мужа в очень юном возрасте, теперь преподавала Одетте литературу и историю. Дважды в неделю она обедала у Катрфажей и проводила часть дня вместе со своей ученицей. Она давала уроки всем маленьким Дюкроке, Ивонне Селерье и когда-то госпоже де Мюра, до замужества последней; госпоже Эриар она помогала в благотворительных мероприятиях и также занималась перепиской маркиза де Перпинья по его поручению. Госпожа Видар была пунктуальна, энергична и безупречна в моральном отношении, она вставала на заре, соблюдала вегетарианскую диету и была убеждена, что никакие, самые запутанные любовные интриги, происходившие в тех домах, где она служила, не смогут укрыться от ее проницательного, бесстрастного взгляда. Родителям о своих наблюдениях она не заикалась, а вот в разговорах с Одеттой, наиболее взрослой ученицей, старалась представить мужчин в самом отвратительном свете. При этом слова, которыми она в разговоре со столь юной особой вынуждена была подменять все недвусмысленные выражения, приобретали в ее устах особо зловещий смысл.
На подступах к бульвару Сен-Мишель госпожа Видар, предполагавшая, что все прохожие одержимы духом зла, поторопила девушек.
— Пошли быстрее, — сказала она, беря под наблюдение Берту, которая с любопытством оглядывалась по сторонам.
Берте в этом богемном квартале хотелось останавливаться на каждом шагу; во всех прохожих она видела художников.
Позднее, воскрешая в памяти Люксембургский сад, вдоль решеток которого они столь стремительно проскочили, Берта вспомнила одну кондитерскую на улице Медичи. Алиса была сладкоежкой, и Берта подумала, что ради пирожных она наверняка согласится совершить с ней путешествие в этот квартал.
— Говорят, это просто необыкновенная кондитерская, — сказала Берта. — Мама по случаю дня моего рождения дала мне денег. Так что мы можем устроить небольшой, но очень веселый праздник… Маме я, естественно, ничего не скажу… В четверг я приду к тебе в три часа. А ты скажешь, что мы пошли к Мадлен, как в прошлый раз.
В четверг шел дождь. Девочки, дожидаясь омнибуса, спрятались под навес магазина. Берта много говорила и вообще была весела, она как будто пыталась пробудить в спокойной Алисе прежнего ребенка, маленькую задорную девчонку.
Когда они вошли в кондитерскую, дождь уже прошел.
— Еле дождалась, пока обслужили, — сказала Берта, неся полную тарелку пирожных.
Усаживаясь со смехом за небольшой столик, она произнесла:
— А помнишь наши карамельки?
И, чтобы в полной мере ощутить всю прелесть их шалости, добавила:
— Видел бы нас сейчас кто-нибудь!
Повернувшись к окну, Берта разглядывала через полки с пирожными идущих мимо прохожих, и вдруг ей показалось, что она увидела среди них Пакари.
— Институт права тут ведь недалеко? — спросила Берта.
— В этом квартале находятся почти все учебные заведения, — ответила Алиса.
— Ты так хорошо знаешь Париж. Гуляешь совершенно одна. Ты не видишь ничего необычного в том, чтобы прийти сюда. А для меня это целое событие…
Она повернулась к двери; в каждом входившем она надеялась увидеть Пакари, и в то же время встретить Альбера вот так, одной, ей было страшновато.
Выйдя из кондитерской, Берта и Алиса остановились, чтобы переждать поток автомобилей, затем они быстро перешли улицу. Берта купила два букетика фиалок, и они направились к Люксембургскому саду. Яркая полоса света озаряла закатное небо. Они пошли по каштановой аллее; набухшая от дождевых капель молоденькая листва сплеталась в прозрачный, бледно-зеленый, чуть светящийся в наступающих сумерках свод. Отливающий золотом сад был пропитан запахом мокрых деревьев. А вокруг за решетками, там, куда ночь внезапно опустила свои мелькающие огни, шумел грубый людской поток, такой близкий и такой бесконечно далекий.
— Уже поздно, — сказала Алиса, взглянув на крошечные часики, висевшие у нее на шейной цепочке.
— Здесь так хорошо! — сказала Берта. — Ортанс никогда не приходит за мной раньше шести.