Эпоха крестовых походов и ее герои - страница 27

Иное дело — вопрос о целесообразности. Историки говорят, что «поступок Ричарда освободил Саладина от всяких обязательств». Но по-видимому, Саладин и без того считал себя от них свободным. Часто не учитывается довольно важный в этом смысле факт, о котором сообщает Амбруаз, что решение о массовой казни было принято после совета с окружавшими Ричарда другими вождями крестоносцев и что согласно этому решению предложено было покончить с большей частью рядовых сарацин, но «сохранить всех людей высокого звания, чтобы выкупить наших пленников». Следовательно, Ричард и его совет действовали не совсем без расчета.

Конечно, казнь вызвала великое озлобление и жажду мести. Но она не могла не внушить убеждения, что Ричарда надо принимать всерьез и нельзя обманывать безнаказанно. При известных обстоятельствах эта мера могла привести к успеху. Конечно, она привела в негодование Конрада, который рассчитывал держать пленников в Тире и вести вокруг них торговлю с сарацинами. Ричард поломал ему весьма выгодную игру. Не стоит удивляться, что дружественные Конраду хроникеры не только изобразили Ричарда злодеем, но еще и злодеем, действующим без всякого смысла.

Нередко говорят о неспособности Ричарда разработать и осуществить целесообразный план войны в Палестине, хотя бы тот, который некоторые историки считают совершенно «ясным»: разгромить военную силу Саладина и взять Иерусалим.

Однако некоторые оговорки напрашиваются и здесь. Мог или не мог Ричард, разбив отряд сарацин при Арсуфе, что стоило крестоносцам немало крови, после тяжкого перехода по побережью преследовать врага, «бежавшего в горы»? Что мы знаем об условиях этого возможного преследования? Ровно ничего. Если Ричард все время рисуется человеком, который всегда стремится действовать до конца (таким мы его знали в войне с отцом, в усмирении Аквитании, а также под Акрой), то были, очевидно, какие-то причины, не позволившие ему это сделать под Арсуфом.

Пока Ричард отдыхал в Яффе, Саладин — в изображении Амбруаза — объяснялся со своими побитыми и бежавшими от Арсуфа эмирами, которые оправдывали позорное бегство невозможностью одолеть Ричарда: «Он производит такие опустошения в наших рядах!.. Его называют Малик[30]-Ричард, и это действительно Малик, который умеет обладать царствами, производить завоевания и раздавать дары». Вся эта беседа есть апокриф, но не крестоносцами придумано для Ричарда прозвище Малик. Однако «разгромить до конца» силы Саладина, которые скрывались в крепких замках в горах, и преследовать со своими измученными отрядами армию, бежавшую в горы, могло оказаться невозможным даже для «Малика».

Недоброжелатели Ричарда утверждают, что он напрасно терял время на побережье, занимаясь осадой городов, что «не имело значения». Но если Аскалон действительно не имел значения, зачем тогда Саладин разрушил этот великолепный город, когда понял, что не сумеет отстоять? Ответ прост: Аскалон связывал Сирию и Египет. На востоке власть Саладина колебалась, но в Египте он имел прочную базу. Не захватив Аскалон, вряд ли крестоносцы могли «разгромить военную силу Саладина». Возможно, конечно, что в своих маршах по побережью им следовало быть не столь медлительными и не так долго предаваться отдыху в завоеванных городах. Но автору данного очерка не известно ничего определенного о возможности ускорить эти марши. Другим историкам, надо полагать, известно немногим больше.

Очень трудно объяснить метания между побережьем и Иерусалимом: прерванный зимний поход к Святому городу, потерю времени в Яффе, новый поход летом с тем же результатом и, наконец, неожиданно позорный мир. Здесь, несомненно, Ричард оказался не на высоте, поддаваясь то страстному желанию паломников вернуть Иерусалим, то предостерегающим и, быть может, небескорыстным советам пизанцев и орденских рыцарей. Когда же он задумался об отъезде, то начал спешно, не считаясь с потерями, решать самые жгучие проблемы Святой земли, лишь бы обеспечить себе возможность ее покинуть. Что все эти колебания и напрасная трата сил не могли содействовать успеху, что в них проявились непоследовательность и импульсивность Ричарда, этого не приходится отрицать. На это не решается даже постоянный защитник Ричарда — Амбруаз. Он, который, вообще говоря, верил в конечный успех всего дела, раз оно было в руках Ричарда, объясняет все неудачи «кознями врагов». Отчасти он прав: враги расстроили многие планы английского короля — чего стоит один Конрад Монферратский, который то и дело вступал в сепаратные переговоры с Саладином и своим нападением на Акру вынудил Ричарда бросить Аскалон. Но не все можно списать на вражеские козни.