Erotica. Ренессанс. Буйство плоти - страница 6

 

ся наша культура со всеми ее завоеваниями служит институту частной собственности. Все основывается на частной собственности, все связано с ней — и возвышенные проявления человеческого духа, и низменные, мелочные стороны будничной жизни. Интересы частной собственности обусловили и создали также основную форму половой морали, а именно моногамию, единобрачие.

Не только раньше, но и теперь единобрачие считается плодом индивидуальной половой любви. Это грубейшая ошибка, так как ни само единобрачие, ни цель, которую оно преследует, никогда ничего общего с индивидуальной любовью не имели и в лучшем случае стремились на нее опереться. Единобрачие не было созданием индивидуальной любви и осуществило этот идеал лишь временно, в том или другом классе. Моногамия выросла из совсем других культурных факторов и потребностей. Как исчерпывающим образом доказал Льюис Г. Морган в своей теории эволюции семьи, единобрачие было следствием концентрации значительных богатств в одних руках — и притом в руках мужчины — и желания передать эти богатства детям именно этого, и никакого другого, мужчины. Женщина должна была стать матерью детей, относительно которых отец мог быть убежден, что именно он их произвел. Греки, у которых впервые появилось единобрачие, видели в этом его исключительную цель. Необходимо уже здесь подчеркнуть, что в единобрачии следует видеть не результат примирения мужчины и женщины, а еще менее — высшую форму брака, а, как потом будет выяснено, «провозглашение полового антагонизма, совершенно неизвестного доисторическому человечеству».

Таковы причины и цель единобрачия. Внутренняя логика этой формы полового общения сводится к следующему требованию: половые сношения должны ограничиться сношениями между одним мужчиной и одной женщиной, между одной женщиной и одним мужчиной, и притом исключительно в рамках соединяющего их брака. Таково было бы логическое требование, предъявляемое к человеку институтом единобрачия.

Несомненно, официально такой закон и провозглашался, но он всегда был обязателен только для женщины, для мужчины он во все времена имел в лучшем случае лишь формальное значение.

Такая откровенная двойственность выглядит странной. Но это только мнимое противоречие. На самом деле, как нетрудно увидеть, это не непримиримое противоречие, а «естественный порядок вещей». Родившись не из индивидуальной половой любви, основываясь на условности, единобрачие представляет такую форму семьи, которая опирается не на естественные, а на экономические факторы.

Так как этими экономическими предпосылками являлись — и еще теперь являются — хозяйственные интересы мужчины, то они должны были привести к принципиальному порабощению одного пола другим, а именно к господству в браке мужчины и неразрывно с ним связанному угнетению женщины. Происхождение частной собственности требовало только единобрачия женщины как средства получить законных наследников. А открытой или скрытой полигамии мужчин ничто не препятствовало. Так как в браке мужчина представляет собой господствующий класс, а женщина — угнетенный и эксплуатируемый, то мужчина всегда был единственным законодателем, издававшим законы в своих собственных интересах. Почти всегда строго требуя от женщины целомудрия, почти всегда объявляя неверности женщины величайшим преступлением, он в то же время всегда ставил своим собственным вожделениям лишь самые примитивные преграды. Все это не более и не менее как внутренняя необходимость явления и поэтому «естественный порядок вещей». Из этого противоречия, однако, выросло нечто, что не входило в планы людей, что также сделалось «естественным порядком вещей», — месть изнасилованной природы. Эта месть природы обнаруживается в двух неизбежных и неотделимых от нашей культуры явлениях. Это — адюльтер и проституция, как два неизбежных социальных института.