Еще один простак - страница 9
— Мой номер имеется в телефонном справочнике.
— Тогда я так и сделаю. Может, завтра. Вы будете дома?
— Буду специально ждать.
— Я уплачу по счету. — Она открыла сумочку и в замешательстве сдвинула брови. — О, я совсем забыла.
— Я не забыл. — Я вытащил из кармана пачку денег и бросил ей на колени.
— Благодарю вас. — Из-под верхней купюры в 50 долларов она вытащила пятерку, положила ее на стол, затем опустила деньги в сумочку, закрыла ее и поднялась.
Поднялся и я.
— Так до завтра, мистер Барбер.
Она повернулась и вышла из бара. Я следил за обольстительными изгибами ее упругих бедер, пока она переходила улицу. Потом подошел к двери и наблюдал, как она неторопливо шла к автомобильной стоянке. Я вытаращил глаза, когда увидел, как она села в серебристо-серый «роллс-ройс» и укатили прочь, но я не был настолько уж ошарашен, чтобы не запомнить номер машины.
Я вернулся за свой столик и отхлебнул виски, чувствуя слабость в коленях, затем зажег сигарету.
Подошел бармен и взял со стола пятерку.
— Бабенка что надо, а? — сказал он. — Похоже, и денег у нее навалом. На чем вы с ней поладили? Получили вознаграждение?
Я уставился на него невидящим взглядом, а потом встал и вышел. Кстати, я больше никогда там не был. Даже когда приходилось проезжать мимо, от одного вида этого бара меня бросало в дрожь.
Как раз напротив располагалась городская автоинспекция. Там работал парень, которого я хорошо знал еще в то время, когда был репортером. Звали его Эд Маршалл. Я пересек дорогу и вошел в офис. Маршалл сидел за столом и читал журнал.
— Ба, кого я вижу! — воскликнул он, поднимаясь на ноги. — Как поживаешь, Гарри?
Я сказал, что отлично, и пожал ему руку. Такой прием меня обрадовал. В большинстве случаев мои так называемые друзья старались побыстрее от меня отделаться, когда я к ним заглядывал, но Маршалл был порядочным парнем. Мы и раньше всегда с ним ладили.
Я присел на край стола и предложил ему сигарету.
— Я бросил курить, — сказал он, отрицательно покачав головой. — Этот рак легких нагнал на меня страху. Ну, как тебе на свободе?
— Нормально, — сказал я. — Ко всему можно привыкнуть, даже к тому, что живешь не в тюрьме.
Минут десять мы говорили о всякой всячине, затем я перешел к истинной цели своего прихода.
— Скажи, Эд, кому принадлежит серебристо-белый «роллс-ройс»? Номер CAKCI.
— Это автомобиль мистера Мальру.
— Мальру? Это точно?
— Куда уж точнее! Машина — пальчики оближешь!
Меня будто обожгло.
— Феликс Мальру?
— Именно он. Что ты на меня уставился?
— Значит, он живет в Палм-Бэй? Я думал, в Париже.
— Он купил здесь дом года два назад. Приехал сюда из-за болезни.
Я чувствовал, как у меня колотится сердце, и мне стоило больших усилий сохранять внешнее спокойствие.
— Неужели тот самый Мальру — миллионер, цинковый и медный король? Да ведь это один из самых богатых людей в мире!
— Тот самый, — кивнул Маршалл. — Говорят, он очень болен. Я не стал бы меняться с ним местами при всех его деньгах.
— А что с ним?
Маршалл поморщился.
— Рак легких. Ему уже ничто не поможет.
Я взглянул на свою сигарету и раздавил ее в пепельнице.
— Да, не позавидуешь. Значит, он купил здесь дом?
— Ну да. Это место называется Ист-Шор, он купил его у Айры Крэнли и практически перестроил. Дом имеет великолепный участок: своя гавань, свой пляж, свой плавательный бассейн, да чего там только нет!
Я хорошо помнил дом Айры Крэнли. Это был крупный нефтепромышленник, он построил дом в дальнем конце бухты. Потом у него начались финансовые трудности, и дом пришлось продать. Переговоры о продаже шли как раз в то время, когда меня судили. Я так и не узнал, кто купил дом.
Я зажег еще одну сигарету, пытаясь собраться с мыслями.
— Значит, он и есть владелец «роллс-ройса»?
— Это лишь один из десятка его автомобилей!
— Да, машина — загляденье! Я бы от такой не отказался. Маршалл кивнул своей лысеющей головой.
— Я бы тоже.
— За рулем сидела женщина, я не очень ее разглядел. Блондинка в больших темных очках. Кто бы это мог быть?
— Госпожа Мальру, кто же еще!
— Его жена? По возрасту не скажешь… На вид ей чуть за тридцать, а Мальру, должно быть, уже старик. По-моему, он стал знаменитостью, когда я был еще ребенком. Ему, наверно, под семьдесят, а то и больше.