«Если», 2005 № 04 (146) - страница 20
— Умереть? — задумчиво повторила Еля.
— Давай сюда котелок!
То ли жаркая еда подействовала на него возбудительно, то ли самочинно распоясалось воображение, но Бат явственно увидел Раш-Раша, вялого и желтого, с сухой, как старый пергамен, кожей, мечущегося в последней горячке, невнятно мычащего. Перед смертью он, конечно, придет в себя и будет смотреть на них с Елей глупо и радостно, как котенок, которого несут топить…
Бат смерчем носился по пещере, позабыв об усталости — только бы не дать видению сбыться. Расшвыривая сквернословия, он суетливо искал среди вещей заветную бутылку с лечебным маслом. Нашел. Потом кипятил масло на огне. Пробовал его языком. Добавлял в масло полынь и плесень — их пришлось разжевать в горькую серо-зеленую кашицу. И наконец…
— А теперь, будь добр, не рыпайся, — сказал Бат, прижимая юношу к соломенной подстилке всем своим мужицким весом. — Будет больно — ори! А еще лучше — не ори. Лучше вот эту палку закуси. А ты, — сказал он, обращаясь к присмиревшей Еле, — что расселась, как неродная? Помогай! Палку эту держи, чтоб Раш-Раш твой ее не выплюнул, когда я в рану масло лить начну.
— Он не Раш-Раш, а Гррссы!
— Да какая разница?!
Девочка присела возле головы Раш-Раша и вцепилась своими розовыми ручонками в палку, которая как великанские удила раздвинула юноше рот. Зажмурилась.
Левой рукой Бат прижал сильную длинную шею раненого к земле, а правой — на ней была рукавица — поднял дымящийся котелок, прихватив его за край, примерился.
«Беда-беда», — бормотал Бат, разглядывая края раны. Те уже успели обрасти серым, всем бывалым охотникам знакомым, нечисто пахнущим налетом, не сулящим раненому ничего хорошего.
Масло агрессивно зашипело. Содрогнулась мышца. Раш-Раш всем телом рванулся.
— Не рыпайся, кому сказано! — прорычал Бат и, стараясь не растерять хладнокровие, разом вылил остатки масла.
Хрустнула палка. Раш-Раш пронзительно заорал.
— Ма-а-а-а!
— Заткнись!
— Ма-у-у-у!
— Заткнись же!
Раскаленное масло заполнило красный овраг до краев.
Бат с облегчением выдохнул, Еля осторожно открыла один глаз.
Даже Раш-Раш перестал вопить.
Благодаря всех подряд богов, Бат отстранился. Отер со лба пот и оглядел творение рук своих.
Рана вела себя престранно. Вместо того, чтобы налиться дурным соком, накалиться (как это всегда случалось с ранами, что прежде врачевал маслом Бат), она словно переродилась. Искривилась дурным подобием человеческого рта. Ее края обратились губами, каемчатыми, твердыми, а внутренность — гнойная и зеленоватая — языком. Губы растянулись в бандитской недоброй ухмылке. Затем сошлись в трубочку, да так, что язык высунулся из кольца плоти, как начинка из пирога, что в Хелтанских горах зовется «пальчиком». Тут же губы морщинисто сомкнулись, язык пулей вылетел из них и прилипчиво чвакнул о неровный потолок пещеры. Он повис на нем соплей, но не удержался и упал прямо в костер.
Пламя ответило на это вторжение высоким снопом искр и недовольно отрыгнуло тяжелым чадом.
— Оба-на, — прошептал Бат, поднимаясь на ноги.
— Так и надо, — прокомментировала Еля.
Бат уселся на свое место и закрыл глаза.
От увиденного — да и вообще от всего — ему стало не по себе.
Вечер, который начинался так обыденно — случайная пещера, неподатливый горбыль, растущий костер, золотая каша, — становился… становился… да каким же он, Хуммер его раздери, становился? В общем, правильного слова для описания вечера Бат так и не подобрал.
Душа его негаданно затрепетала — почти как когда песняр сказывал о Бате Иогале, ирверском тиране. На этот раз, однако, не мраморнолицый гений истории задел его своим крылом. Но какое-то новое, совсем незнакомое высокое существо — ведь это оно привело к нему на огонек и невероятную девчонку Елю, и ее дурковатого, но вместе с тем наделенного какой-то звериной, неподдельной привлекательностью приятеля. Чего желает это существо, кровавой жертвы или добра, да и желает ли оно чего-нибудь, кто разберет?
Будь на месте Бата младой дворянский сын, в шелковых подштанниках и белой рубахе с кружевными рюшами, он непременно спросил бы себя, самоупоенно покусывая кончик писчей палочки: «А вдруг я схожу с ума?».