«Если», 2010 № 09 (211) - страница 27

Олег ощутил легкое головокружение. Иоанн и готы. Готы и Иоанн. Что-то очень знакомое. Очень.

- Где же ты воскрес?

- Не говори так! Не воскрешение сие, но суть наваждение бесовское!.. Отдал Богу душу я в Амастриде. - Иоанн неторопливым жестом указал на морской горизонт, в сторону Турции. - Однако всегда желал быть погребенным в Парфенитах, в родном монастерионе. И вижу, что желание мое было выполнено. Ибо... возник я на склоне Айя-Дага, но ни монастериона, ни чего-либо человеческого там не было! Да, наваждение, Олег, - помолчав, добавил он, - ибо умер я стар и немощен, а восстал - крепок и здрав.

Иоанн Готский, вспомнил он наконец. Кенотаф Иоанна Готского. Партенит. Санаторий «Крым». Место точного захоронения неизвестно. Причислен к лику святых. Сказать? Нет, не надо. Совсем старик с ума сойдет. Если, конечно, я не сойду раньше. Поэтому займемся прикладной лингвистикой.

Опять же в смутные девяностые, во времена всеобщего разгрома он то ли от отчаяния, то ли от любопытства, а то ли просто от нечего делать посещал общество местных эзотериков. Был там среди прочего разношерстного люда и любопытный мужичок - сурдопереводчик, который брался обучить всякого желающего пониманию речи по артикуляции. Олег пожелал, и у него вроде даже неплохо получалось. Можно и попробовать.

- Скажи мне еще, Иоанн, какой титул носил царь готов? - Олег сконцентрировал внимание на губах монаха.

- Не царь он был, а управитель кагана.

- И какой титул?

- Говорю - управитель.

- Это по-гречески?

- По-гречески. - Монах пожал плечами, выказывая недоумение.

- Прошу, повтори медленно.

- У-пра-ви-тель, - медленно и внятно произнес Иоанн, и Олег понял:«топархос».

Топарх.

- А по-хазарски?

«Управитель» - услышали уши, но слово вышло совсем коротким, и он без труда разобрал: «пех».

- А по-готски? - не унимался Олег.

- Управитель.

«Феудан»? «Тиудан»? Неважно.

- Ведомо мне, за что низринуты сюда язычница и германец, - сказал монах. - Снова вопрошаю тебя, рус, за что низринут в пекло ты?

Ответить Олег не успел. В груди возник тугой и жгучий комок, в виски стукнуло молоточками, неведомая и властная сила охватила все его существо, и сила эта, нет, не говорила, слов не было, но внушала: встань и иди. Во рту пересохло, жара надвинулась стеной, в глазах потемнело. Он зажмурился, затряс головой, силясь отогнать наваждение - не вышло. Где-то на обочине сознания он слышал глухое бормотание Иоанна - монах крестился и произносил что-то неразборчивое.

- Что... что это? - задыхаясь, пролепетал Олег.

- Наваждение бесовское! - хриплым, чужим голосом ответствовал монах.

На площадку вихрем ворвался Дитмар фон Вернер.

- Новый Зов! Собираемся.

- Куда? - выдавил из себя Олег.

- Ляг и прислушайся, - скомандовал немец.

Ноги и так не держали, он повалился на полупрозрачный пол и закрыл глаза. НЕЧТО подхватило его и повлекло за собой. Выше, выше и на запад. Надо быть там. Там. Ай-Петри? Нет, ближе. И ниже. Ялта. Нет. Еще ближе. Гурзуф. Да. Выше. Да. Стоп. Беседка Ветров.

- Беседка Ветров, - сказал он, открывая глаза.

Стало легче. Зов держал в тисках, все еще кричал «встань и иди», но уже не столь пронзительно, не столь нестерпимо...

- Можешь показать? - фон Вернер развернул самодельную, аляповато нацарапанную на куске пластика карту южного берега, испещренную непонятными значками и подписями на немецком.

- Здесь, - он уверенно ткнул пальцем, мимолетно отметив, что понимание немецкого не распространяется на письменность. - Но что?..

- Новое воскрешение, - лаконично сообщил немец и внезапно рявкнул: - Полчаса на сборы!

С высоты башни казалось, что до откосов Куш-Каи рукой подать. И светило вовсю солнце. Не хотелось думать, что через какие-нибудь два-три часа сгустятся сумерки, а подъем на Бабуган идет через густой лес. Раньше лесом вела дорога, но есть ли она теперь? Вряд ли.

- До утра нельзя подождать?

Дитмар окатил презрительным недоумением.

- Если опоздаем, от воскресшего останутся рожки да ножки. Первого своего воскрешенного я не спас - тоже решил подождать.

Ладно, зыркай себе, достойный сын фюрера, подумал Олег, тебе-то, солдафону с плазмоганом наперевес, скакать по горам сподручнее. Ладно, положим, не в плазмогане дело, и не в военном опыте немца, а в том, что нельзя оставить будущего товарища на растерзание хищникам. Да и Зов не позволит. Зов... Противиться этому порыву, наверное, невозможно. Недаром фон Вернер суетится. Да и Иоанн нервничает. Пояс с мечом то и дело поправляет. Одна лишь Таис безмятежна. Характер у нее такой, что ли? Даже перспектива тащиться по камням в легких плетеных сандаликах не пугает. Или... «Она не помнит своей смерти». Потому и странная... А может, и Зова не слышит?