Если бы мы были птицами - страница 2

— Сука, идиотка! Я так никогда не… А-а! — кричала Гермиона, но победить двоих сильных медсестёр она не могла, ей зажали нос и залили целый флакон. Она сглотнула мерзкую жидкость и тут же обмякла, заваливаясь назад…

Тупые врачи… Тупая клиника… Тупой Малфой…

***

Драко сидел в столовой, тупо глядя в свою тарелку с яичницей. Сколько ещё раз говорить, что яйца он ест только в виде омлета? Желтки издевательски глазели на него с белой тарелки, которую пересекала трещина. Какое старьё, даже магией не исправить. Его тошнило. От столовской еды, от успокоительного лекарства со вкусом какого-то дерьма, от этой дешёвой тарелки и от запаха, которым пропиталась вся эта дурацкая клиника.

Клиника для душевнобольных.

Но он не болен! Он не сошёл с ума от заклинания, как Локонс, тихо поющий детскую песенку в углу столовой, он не лежал в кровати, глядя в потолок, как родители Лонгботтома, он не орал как резаный в своей комнате, как эта дикая «грязнокровка»… Драко просто хотел избавиться от метки. Он не пытался покончить с собой. Что такого в том, что он взял острый нож и срезал кожу на предплечье правой руки, а потом нечаянно полоснул и другую руку? Это вышло случайно! В баре, где он сидел пьяный вдрызг, кто-то завопил от ужаса, а официант, что до этого не хотел его обслуживать, бросился к нему на помощь и… через миг всё вокруг стало красным от его драгоценной чистой крови…

Доказать свою нормальность оказалось сложнее, чем невиновность и непричастность к ужасам, творимым его семьёй на войне.

— Я не хочу овсянку, Матиас! — услышал Драко знакомый требовательный голос у стойки выдачи еды.

— Ты опоздала к завтраку, это всё, что осталось… Ешь и не жалуйся! — рыкнул жёсткий голос повара, и по железной столешнице жалобно звякнула посуда.

— Я и не жалуюсь! — как всегда дерзкая, но лучше бы не видеть её.

Гермиона Грейнджер, чёрт возьми! Грёбаные подштанники Мерлина, она та, кого бы Малфой не желал встречать больше никогда в своей жизни! Особенно здесь, в дурдоме.

Драко видел её два дня назад. Всё такая же мелкая, волосы, как у пуделя после урагана. Тусклая. На лице одни глаза, большие, почти чёрные, в которых одновременно читались ненависть и тоска. Искусанные красные губы. Огромная растянутая бордовая кофта с буквой «H» на груди{?}[от английского «Hermione»], свисающая так, что не видно ладоней и фигуры в целом, только худые ноги в чёрных штанах и резиновые красные шлёпки.

Грейнджер была зла. Драко заметил это сразу, как только она остановилась посреди столовой и вперила в него горящий ненавидящий взгляд. Он чувствовал, она готова броситься на него и задушить. Но, оглянувшись, грёбаная заучка не стала ничего предпринимать. Ей бы не дали убить его. Медсестры мощные, как буйволы, нахохлившись, следили за ними со своего обеденного стола.

Грейнджер свысока осмотрела его забинтованные руки и, хмыкнув, села за соседний столик. И портила ему аппетит весь обед, наблюдая, как он ест. А ночью она орала, будто её снова пытает Беллатриса. Драко слышал, потому что, к его несчастью, их палаты находились рядом. Он закрывал уши ладонями, рычал и ругался шёпотом, жалея, что не может воспользоваться волшебной палочкой и заглушить свою комнату, а её пронзительный голос воплями взрывался в мозгу.

— Нет! Мама! Папочка! — вот что было слышно из-за стены.

А потом наступила звенящая тишина. Два дня и две ночи тишины. И снова её ненавидящий взгляд. Драко не стал отворачиваться в этот раз, он так же сильно ненавидел её. И смотрел в её карие глазищи, представляя, что сжигает её. Так же, как сгорел Винсент в Выручай-комнате.

— Ты здесь… — её пластиковый поднос с шумом упал на стол напротив него. — Это здорово.

Она расположилась так, что теперь Драко видел её кривую усмешку прямо перед собой.

— Не смог убить себя? — издевательски продолжала Грейнджер, указывая на его забинтованные руки.

— Я и не пытался. — Он сделал вид, что пьёт свой чай, но глаза шарили по её телу и находили странные метки на коже — шрамы от царапин. Много шрамов.

— Я могу тебе помочь покончить с собой, — тихо предложила Гермиона.