Если сердце верит - страница 33

стр.

Быстро закрыв жалюзи в гостиной, Лили побежала в спальню, чтобы задернуть занавески. Теперь она оказалась запертой в аленькой темной квартирке. Без работы, без свободы и даже без малейшей надежды в скором времени вернуть то и другое, а уж тем более свое доброе имя.

Лили посидела в кресле с книжкой в руках, но ей не удалось сосредоточиться на чтении. Подойдя к пианино, она пробежала пальцами по клавишам, но брала лишь минорные аккорды. Тогда Лили поставила диск Бетховена — пусть мрачно, зато созвучно настроению — и начала ходить из спальни в гостиную, пока не остановилась у телефона.

Начав набирать номер матери, она повесила трубку. Дело же не в деньгах. Лили не нуждалась в деньгах, поскольку не хотела судиться. Ведь процесс, если верить Максвеллу Фандеру, обернется настоящим кошмаром. Целых три года сплетен и спекуляций, пересудов и искажений фактов! Три года жизни с постоянным ощущением, будто тебя изнасиловали и выставили на всеобщее обозрение! Нет, этого ей не пережить.

Лили не станет звонить Майде из-за денег. Она позвонила бы, если бы смела надеяться на утешение. Ведь Майда — ее мать. А сейчас так хотелось спрятать голову под теплым, ласковым крылышком, пока буря не утихнет. Лили крайне нуждалась в убежище, и уж конечно, в ласковом внимании.

Но Майда не даст ей этого. Поэтому Лили позвонила Саре Марковитц. Сара, с которой она подружилась в Джуллиарде, преподавала в Новоанглийской консерватории. Каждые несколько недель они встречались и вместе обедали. И конечно, среди сообщений на автоответчике был и голос Сары.

Едва подруга сняла трубку, как Лили почувствовала облегчение. Несмотря на все происки прессы, Сара горела желанием и готовностью помочь:

— Я так волновалась. Что это за безобразие? Грязная фальшивка, подлая ложь! Просто беспредел какой-то! Они даже мне звонят, представляешь? И задают интимные вопросы, причем не принимают никаких «нет», давят и давят! А Терри Салливан? Где же, скажите на милость, кончается журналист и начинается гнусный сплетник? А Джастин Барр? Это вообще мерзавец! Кажется, они даже не понимают, что значит быть священником! Ты знала кого-нибудь из них до того, как все это началось?

— Джастина Барра — нет.

— Твое счастье. Надо же, какой лицемерный идиот! Не сумел со своей толстой мордой и поросячьими глазками сделать карьеру на телевидении, так отправился на радио. А как любит себя слушать! Тоже мне защитник добропорядочности и домашнего очага!.. Ну а Салливан?

— Этот меня долго преследовал, чтобы взять интервью. Я отказывала ему, может, потому он и разозлился?.. — Вдруг Лили осенило. — Послушай, а ведь Салливан и не собирался писать обо мне. Он задумал все это, чтобы выудить сведения о кардинале! — Чувствуя себя гнусно использованной, Лили тяжело вздохнула. — Вся моя жизнь разваливается. Я заперта в квартире и не знаю, куда мне идти.

— Давай встретимся в «Биба»… Ой, нет…

Лили поняла, почему Сара осеклась. Этот ресторан упоминался среди тех, которые, по утверждению прессы, посещала Лили, живущая далеко не по средствам. Они с Сарой действительно часто заказывали там по салату, что делалось скорее ради развлечения, чем ради еды, и стоило совсем недорого. Однако какие уж теперь развлечения.

Сара, однако, быстро нашла выход:

— Давай лучше у «Стефани», через полчаса.

Этот ресторан находился на Ньюбери-стрит. Лили там никого не знала, и идея показалась ей подходящей.

— Отлично. Через полчаса у «Стефани».


Она натянула джинсы, надела кофточку и блейзер. Спрятав волосы под бейсбольной кепкой, прикрыла глаза темными очками и быстро вышла через гараж на улицу, стараясь держаться как можно беспечнее, чтобы ее не сразу узнали.

Однако пресса мгновенно разгадала эту хитрость. Из-за каких-то мусорных баков, телефонных будок и припаркованных автомобилей сразу же выскочили репортеры, тыча ей в лицо микрофонами и крича:

— Мисс Блейк! Мисс Блейк! Куда вы идете?

— Что сказал мистер Фандер?

— Си-эн-эн. Вы подтвердите, что Фандер — ваш адвокат?

— Вы собираетесь подать в суд на Винчестерскую школу?

Глядя прямо перед собой, Лили упрямо шагала по аллее, но свора журналистов все увеличивалась.