Эссе и интервью в сети 2007-2012 - страница 9
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА: Кому б ты думал? Можешь догадаться?
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ: Отрывок этот должен мне удаться!
А если так?.. Мальвина с Артемоном
Ведут борьбу за власть над русским троном,
А в это время страшный Карабас…
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА: Наш сын!!! Ни-ки-та!!! Женится! Сейчас!
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ (осознав): Как женится?.. Скандал на весь Пасси!
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА: Да мы в России, Господи спаси!!!
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ: Ну да?! С каких же пор?
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА: Второй десяток лет.
Вчера с Качаловым вы пили или нет?
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ: Да, верно, встретились… Там был какой-то Джим…
Домой едва вернулся недвижим,
И вот теперь отказывают ноги…
А кстати, запасла ли ты миноги?
Эх, хороша с горчицею змея!..
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА: Нам угрожает новая семья!
Наш сын – студент, а девочка раздета!
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ: Уже?.. А кто она?
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА: Дочь крупного поэта!
Пока в скитаниях твоих болталась лира,
Плодились тут Лозинские с Шапиро!
Пока ты путался в волосьях Карабаса,
Вскормили тут невесту экстра-класса!
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ: В голодном Петрограде?
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА: Да, не спорь!
Она живет на рю дю Красных Зорь.
Такую редко встретишь красоту…
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ: Боку д’аржан?
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА: Дружочек, па дю ту!
СЦЕНА ВТОРАЯ
Улица Красных Зорь. 1935 год.
МИХАИЛ ЛЕОНИДОВИЧ: Земную жизнь пройдя до половины,
На сердце ныне тяжкий груз держу.
Родная дочь сказала так невинно:
«Отец, прости. Я замуж выхожу».
О, как родителю стареющему страшен
И терн венца, и траты брачных брашен!
Младым радеть о продолженьи рода.
Пускай цветут. Меня же, старика,
Всем одарила мудрая природа,
За исключеньем брюк и пиджака.
И вот сижу, раздет и неукрашен,
А долг издательству доселе не погашен.
ТАТЬЯНА БОРИСОВНА: Нет позора прослыть небогатыми:
В исторически трудный момент
Не костюмами и не халатами
Украшается интеллигент.
Стыдно хвастать одеждами модными:
Подтянувши потуже живот,
Топчет землю ступнями холодными
Терпеливый наш русский народ.
Топчет он по полям, по дорогам,
Топчет он под овином, под стогом,
Под телегой, ночуя в степи…
МИХАИЛ ЛЕОНИДОВИЧ: Ах, Танюша, оставь, ради Бога,
Как натопчет народ у порога,
Ты сама же велишь подмести!
Но жребий брошен. Новое семейство
К себе призвало в гости, чтобы там
Рядить в парчу чинимое злодейство,
Курить крикливой фальши фимиам.
Страшусь в предвиденьи, что буду ошарашен
Трескучим фарсом шантажей и шашен.
ТАТЬЯНА БОРИСОВНА: Отказавшись от счастия личного,
По острогам раздав башмаки,
Не найду я ботинка приличного,
А твои для меня велики.
Но, во славу толстовской традиции,
Слившись всею душой с мужиком,
Я, отбросив пустые амбиции,
На смотрины пойду босиком.
Как народ – по полям, по дорогам,
Как народ – под овином, под стогом,
Под телегой, ночуя в степи…
МИХАИЛ ЛЕОНИДОВИЧ: Ах, Танюша, оставь, ради Бога,
Посмотри – талый снег у порога,
Надевай что ни есть, не глупи.
Наш путь далек. Во тьме снегов лицейских
Мерцает нам зловещий огонек.
И ждущим нас мучителен намек,
Что жаждем мы пиров эпикурейских.
Чтоб там не выдать аппетиты наши,
Червя заморим чашей простокваши.
ТАТЬЯНА БОРИСОВНА: Все расхищено, предано, продано,
Простокваша – у вдов и сирот.
Разве можно обидеть голодного?
Воет с голоду русский народ.
Воет он по полям, по дорогам,
Воет он под овином, под стогом,
Под телегой, ночуя в степи…
МИХАИЛ ЛЕОНИДОВИЧ: Ах, Танюша, оставь, ради Бога,
Нам самим два шага до острога,
Дай мне посох. Идем. И терпи.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Детское Село
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ: Зачем богемский ставишь ты хрусталь?
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА: Мой друг, посуда – важная деталь.
С каким лицом гостей встречали мы бы,
Когда б не наши вилочки для рыбы?
Ты помнишь случай у мадам Гучковой?
Мы собрались. Хрусталь блестит в столовой.
Все ждут Керенского. Он входит наконец.
Вдруг, видим… нет салфеточных колец!
Прислуга – в обморок, хозяин – пулю в лоб,
Где стол был яств – теперь дубовый гроб,
Хозяйка – в монастырь, а дети – по приютам…
Вот как пренебрегать домашним-то уютом!
АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ: А помнишь, Маяковский ел ногами?
НАТАЛЬЯ ВАСИЛЬЕВНА: Ну, то был русский вечер с пирогами.
Кисель, овес, чуть-чуть клопов в буфете…
Мы принимали футуриста Маринетти.
В то время были все убеждены,