Есть у меня земля - страница 42
— Однако, начинай, Солюшка, читать, токо внятно и не шибко круто.
Соля читала.
— «…Сын твой Петр, маманя, здоров, чего и тебе желат. Ты прописывала, что колодец наш оградешный обвалился, дак я говорю, не чисти его, не майся, бери воду у соседей — Барабиных…»
— Чего? — переспрашивала Макрина.
— Бери, судит, воду у Барабихи.
— Разве даст. У нее снега зимой не выпросишь, не токо воды. Под замком колодешное творило держит.
— «…А что телушку волки задрали, дак тут рук не подставишь, сердце не расстраивай, приду, обзаведемся телушкой, ведь оно так и выходит, что волк, что фашист — одна порода…»
— Чего? — снова переспрашивала Макрина.
— Волк и фашист, судит, два сапога пара.
— А-а…
— «…На Митьку наплюй и забудь как родного, ежли он, сволочь, мать бросил и от армии в бега скрылся…»
— Чего?
— Митьку забудь…
— Да как же, родной ведь…
— «…На этом писать кончаю, немец, падла, танки спустил».
— Как ты сказала?
— Танки, говорит, идут!
— Это трактора, что ли?
— Похоже… как корова на быка, токо шерсть не така, — положила Соля письмо на стол и поднялась. — Поросенка-то подхолостила?
— Не. У самой силушки нету, а ветелинар без бутылки не займуется. А где я ему возьму, бутылку-то? В лавке не быват, сама не варю…
— Ножик-от повостри, а к вечеру загляну, и вместе обробим это дело. Подумаешь, велика важность — хряка подложить!
— Чего?
— Ножик, говорю, на камне поточи, зайду я к вечеру ближе. Ну, край, завтра утречком. Токо хряка не корми шибко.
— Ну, заходи.
И, взяв сумку, почтальонка неспешно вышла из избушки.
Рядом с развалюхой Макрины стоял добротный пятистенок Евдокии Барабиной. Все дома в деревне называли по именам мужчин, обыкновенно глав семейств. А этот, единственный при живом хозяине, именовался — евдокиевский дом, так как старик Федот Барабин изрядно пил и в дела вникал мало. Все хозяйство вела его жена, крупная, с глазами навыкате, будто у жабы, женщина, на колхозной работе не часто вытягивавшая минимум трудодней, больше занимавшаяся торговлей присланными сыном, Ильей, вещами. Илья работал в большом городе снабженцем, или — как в деревне говорили — «тряпошным начальником», и не скупился на посылки. В ящиках была всякая всячина, имеющая большую цену на базарчике — часы, диагональ, коленкор, белье.
Квитанции на посылки приносила Соля. Доставляла бумажки молча, осуждая Барабиных своим молчанием. Год от года пятистенок креп и богател, будто всасывал в себя всю кровь окрест сидящих изб, в которых жили селяне и эвакуированные.
Второй сын Евдокии, Ферапонт, вернувшись с фронта по контузии, иногда на словах осуждал братца: «Думаешь, Соломея Иванна, нужно нам его барахло?! Да эти квитки только в отхожее место взять и бросить!» Однажды после такого заявления взяла Соля квитанцию и пошла к туалету, что солдатиком стоял на огороде. А Ферапонт за ней следом ринулся: «Солька, чумная баба, я ж пошутковал, отдай документ!»
Евдокия Барабина иногда, правда не всем, давала в долг односельчанам деньги, но при этом обязательно записывала фамилию должника в толстую тетрадку. Деньги требовала возвратить к определенному сроку и с «процентами». На каждую десятку — полтинник лишний.
Старик Барабин в минуты выпивки кричал на весь дом: «Напишу Илье, пускай там не барахольничает, а идет воевать!» Но на его крик никто не обращал внимания. Ферапонт лишь твердил: «Уймись, батя, не базлай на всю ивановскую, не ворует же он, свое кровное, считай, посылает». Покричав, старик Барабин умолкал до следующей выпивки.
На крепких тесовых воротах барабинского дома висел почтовый ящик с замочком. В него-то, не заходя в ограду, и опускала Соля газеты.
В теплое время Ферапонт сидел у окна. Выглядывал он с хитроватой прижимистой ухмылкой и сегодня.
— Соломея Иванна, почему в дом не зайдете?
— Тороплюсь, Ферапонт Федотыч. Не труд в район за почтой сходить, дело — разнести по домам. Пока с каждым лясы поточишь, смотришь, и вечер заскучал.
— К слову, — сказал Ферапонт Федотович.
— Что к «слову»? — не поняла Соля.
— О вечерке-то заговорили. Заглянуть? Вместе поскучаем?
— A-а, вот вы о чем. Что, Куркина-то надоела?
— Да ведь как сказать… Если с философской точки зрения… Один умный грек писал, что в одну и ту же реку нельзя войти дважды. Так заглянуть?