Эстеты из Кукановки - страница 54

— Видите, — ворчливо заметил гость, — «Остап Бендер, как известно…» А если известно, то зачем об этом талдычить читателю? Что касается моих привычек, то это просто неэтично. К чему переходить на личности? Тем более, что прошли все сроки давности даже для уголовника, которым я не был. Давно уже, потерпев крах с миллионом, я не занимаюсь никакими махинациями, а меня все таскают по страницам газет. Слушайте дальше. Из Рязани тащусь в Минск, так как 6 апреля меня запихали в фельетон «Липкая патока». Отвели мне заключительную фразу:

Прошу покорно! Во-первых, я почему-то стал легендарным. Во-вторых, я не у дел! Я бездельник, я тунеядец. Это при такой колоссальной нагрузке!

Уже на другой день после этого я был в Кемерове и полностью вынес на своих плечах фельетон «Уникальный экспонат». Я был занят в нем с начала и до конца. Хотя речь шла всего лишь о затянувшейся реконструкции моста через реку Томь, а я по мостам не специалист.

9 апреля я уже гулял по Невскому и по Фонтанке. — Лицо Остапа неожиданно прояснилось. — Нет, я не жалуюсь. В Ленинграде, действительно, по-настоящему я был нужен. Речь в газете шла об интервью по поводу снимающегося фильма «Золотой теленок». Очень приятно и совсем необременительно, потому что интервью за меня давал артист Юрский, играющий меня в фильме. Я даже смог передохнуть немножко. Но это — исключение из печального правила.

Потом меня срочно вызвали в Москву: 15 апреля мне нужно было воскликнуть: «Лед тронулся, господа присяжные заседатели!». Потом я должен был призадуматься над письмом главного архитектора города Щелкова. А фельетон был посвящен складу, который перегородил сточную канаву.

21 мая я в городе Кирове. В фельетоне «Золотистая телочка» я снова перечислил все-места, где искал сокровища мадам Петуховой и гонялся за Корейко, и еще раз пробубнил о том, что чтил Уголовный кодекс. Поводом к моему очередному выступлению послужила история о том, как одну беспородную телку выдали за племенную… Эх, вот вам и «не у дел»! Чем только не приходится заниматься! И, главное, конца не видно… Перейдем к лету и осени. Вы слушаете меня?

Да. Редактор слушал это горестное повествование и неожиданно для себя разжалобился. Но только он разинул рот, чтобы выразить сочувствие гостю, как у дверей раздался многоголосый шум. Кто-то ревел «Р-разойдитесь! Не толпись!» Женский визгливый голос жаловался: «Отцы родные, ведь вот как отрапортовали!» Кто-то мрачно сообщал последние новости: «Лошади кушают овес и сено. Волга впадает…»

Наконец дверь под сильным напором распахнулась, и в кабинет ворвалась разношерстная толпа. Предводительствовала толпой высокая дама в халате устаревшего покроя, с повязкой на глазах. В одной руке она держала меч, в другой — старинные весы.

— О всемогущие боги! — взывала она. — Нет больше сил! Хочу на свободу! Выпустите меня из фельетонов!

— Кто вы? — испуганно вскричал редактор.

— Фемида, богиня правосудия, кто же еще! Вы должны выслушать меня немедленно. Во-первых, я женщина, во-вторых, куда старше этого смертного в малиновых башмаках, который нахально пролез в кабинет без очереди. В-третьих, меня не меньше, если не больше, поминают в газетах. Вот я сейчас покажу вам вырезки!

Пока она рылась в складках своей одежды, к редактору бочком подобрался господин во фраке, наваринского дыму с пламенем.

— А не найдется ли у вас мертвых душ? — конфиденциально спросил он шепотом.

— Мертвых душ? — растерянно переспросил редактор. — Так это вы не по адресу. Попробуйте обратиться в Союз писате…

Его перебил юркий молодой человек с хохолком на голове.

— А, душа Тряпичкин! — радостно воскликнул он. — Ты еще жив? Пописываешь? Помоги мне, братец! Надоело вертеться в газетных эмпиреях, хочу податься в дипломаты. Будь другом, окажи протекцию!

Но тут ввалилась новая компания, сплошь иностранцы. Геркулес с авоськой золотых яблок, царь Гордий с бухтой веревки, завязанной узлами, Прокруст с раскладушкой, Дамокл с ржавым мечом. Забинтованный Прометей размахивал больничным листом. Пытаясь одновременно вкатить свои бочки, Диоген и Данаиды застряли в дверях.